— Алло? — говорит раздраженный голос. Шикарный, мужской. Он сразу противен мне.
— Кто это? — спрашиваю я.
— А кто говорит? — спрашивает голос.
— Я первый спросил.
— Джейк, — говорит голос.
— Молли дома?
— И что ей сказать — кто звонит?
— Это важно.
Я жду. Слышен приглушенный разговор.
— Алло?
— Молли, это я.
— Джош? С тобой все в порядке?
— Молли, это ужасно. Там этот ублюдок на конце сигареты, его зовут мистер Мигарета, и он украл мою душу.
Заминка.
— Дорогой, уже очень поздно.
— Но ты можешь сделать хоть что-нибудь?
— На конце твоей сигареты какой-то человек?
— Да. Он просто сидит там, курит трубку и хихикает. И его никак не стряхнуть, он все равно остается. Вместе со своей шляпой.
— Милый…
— Он похож… Ты помнишь картину Ван Эйка, где парочка на фоне круглого зеркала и на мужчине высокая шляпа?
— Да.
— Вот на нем такая шляпа. Или как у бардов на фестивале в Уэльсе. Во всяком случае, она высокая и черная и как-то связана с пикниками. Я все время вижу эти клетчатые скатерти, хотя и не вижу их, ты знаешь, как это происходит под кислотой, ну не знаешь, но это картина у меня в мозгу, которая гораздо реальнее, чем вещи, которые ты видишь.
— Милый, если ты принимаешь кислоту, то действительно не так много…
— Молли, я никогда в жизни так не боялся, мне кажется, что я схожу с ума.
— Нет, конечно, этого не случится.
— Ты не представляешь себе, что происходит в моей голове.
— По тебе не скажешь, что ты сошел с ума.
— В том-то и дело. Одна часть меня спокойна и рассудительна, но управляет мной не она, а этот проклятый безумец.
— Мистер Мигарета?
— Я думаю, что он просто украл мою душу. Командует ей кто-то другой, может быть, не один. Как отсеки внутри в головы в той кинокомедии. Как в комиксах «Намскаллз».
— Ты один и с тобой никого нет?
— Они меня бросили. Из-за того, что я слишком смеялся в надувном дворце.
— Тогда тебе нужно пойти найти их и сказать, чтобы они присмотрели за тобой.
— Они не станут. Они злые.
На том конце линии что-то бормочет мужской голос. «Да, я знаю», — говорит Молли.
— Милый, пойми, — говорит она мне, — я в Лондоне, ты — неизвестно где, уже ужасно поздно и…
— Ты бы так не разговаривала, если бы его там рядом не было.
— Джош, мне в самом деле нужно идти.
— Молли, он урод. Он злой. Могла бы найти кого-нибудь получше. Он…
Биииииииииииииииииип.
* * *
Когда я найду своего брата? Через час? Через три? Кажется, что время одновременно растянулось и сжалось, и я не иду его искать, мне не нужна ничья жалость, мне уже никто не поможет. Иногда я оказываюсь на улице в темноте. Иногда — в помещении, прохожу мимо чем-то занятых людей, не стараясь выяснить чем, не встречаясь с ними взглядом, просто крадусь мимо, опустив голову, как будто я невидимка. Потом я оказываюсь наверху, в комнате без потолка, просто загнутые края крыши и матрас на полу, развалившиеся и сидящие люди, которые курят и что-то рассказывают. Я слушаю их рассказы, не понимая, потому что, дослушав до середины, я не помню начала, а дослушав до конца, не помню ни того, ни другого. Иногда мне протягивают сигарету с марихуаной, иногда — нет, в любом случае мне безразлично, потому что это происходит не со мной, а с кем-то другим. Иногда на меня смотрят с раздражением; я думаю, они боятся отсутствия жизни, пустоты в глазах, как у контуженного взрывом солдата на фотографии вьетнамской войны.
Потом, без всякой причины, я спускаюсь вниз. Я хочу что-нибудь почувствовать, все равно что, даже если оно плохое. Хочу почувствовать какую-нибудь связь между своим мозгом и своим телом. В буфете я обнаруживаю пакетик соли. Я высыпаю половину его в поллитровый стакан и наливаю в него тепленькой водички над раковиной в коридоре, не в кухне, там, где висят пальто и стоит водогрей, где разговаривают люди в футболках для регби, не принимавшие наркотиков и с любопытством поглядывающие на меня, но мне все равно. Я размешиваю соль пальцем. Потом я выпиваю залпом треть стакана — выпил бы больше, но меня тошнит, и я давлюсь над раковиной. Почти ничего не выходит наружу.
Я вынимаю спичку из коробка, оставленного кем-то на буфете. Я зажигаю ее, беспощадно подношу пылающую головку к ладони и держу там, пока не чувствую слабое жжение и странный запах, и кто-то говорит: «Прекрати!»
