Нет, решаю я, возвращаясь с кружкой канцерогенного сока с запахом кофе от автомата Girovend, разницы нет. А если и есть, думаю я, засовывая в рот вторую сигарету, то нет разницы в данный момент. В данный момент мне нужно захватывающее введение. Фрагмент об изменяющихся цветах пригодится, чтобы вставить его в середину. Если соображу, я даже сочиню какую-нибудь шутку по поводу цвета, который служит названием их нового альбома.
Итак, введение. Захватывающее и толковое введение. Которое произведет такое впечатление на редактора раздела рок-музыки, что он станет посылать меня на новые и новые концерты. Которое нельзя испортить, потому что если я испорчу его — ну, это все, занавес, моя карьера рок-рецензента закончится, не успев начаться.
Черт. Конечно, я не придумаю хорошего введения, если у меня будут такие мысли. И дело не в ощущаемой ответственности. Действует тишина. Я не привык работать, когда в редакции так тихо. Хоть бы кто-нибудь еще приехал, телефоны стали звонить, тогда, наверное, я мог бы сконцентрироваться.
Динь-динь. Динь-динь. Динь-динь. Динь-динь.
Кто-нибудь собирается взять трубку?
Динь-динь. Динь-динь. Динь-динь.
Черт бы вас подрал.
— Здравствуй, дорогой. Ты сегодня ужасно рано, — говорит Виолетта, снимая пальто.
— Да, что делать. Должен же я написать эту чертову рецензию о роке!
— Об этом концерте? Да. И как он тебе понравился?
— Отличный. По моему мнению.
Несколько испортило впечатление то, что я был там в качестве критика, а не просто фаната. Я отчетливо помню, как моя фанатская часть чувствовала трепет и возбуждение, когда они исполняли свои ранние вещи, вроде «Perfect Circle», и мой любимый трек с их нового альбома. Но более ярко я помню те вещи, которые связаны с моей ролью рецензента. Например, мне было очень стыдно держать в руках блокнот, отчасти побуждая людей говорить: «О, так ты критик!»; отчасти желая, чтобы никто этого не заметил и не подумал, что я придурок, старательно записывающий новые сочетания цветов при каждой смене освещения; пытаясь сделать какое-то толковое техническое наблюдение, скажем, об ударных Билла Берри и басах Майка Миллза, понимая, что я недостаточно подготовлен для этого, и переживая по этой причине; спрашивая у соседа название песни; получая на повторный мой вопрос ответ: «Мне что, написать обзор вместо тебя?»; ужасно желая выкурить косяк, но не осмеливаясь, потому что трудно незаметно покурить на концерте в Хэммер-смит Одеон, когда все места сидячие — можно представить себе заголовки: «Критик „Телеграф“ задержан за курение марихуаны»; стремясь пораньше уйти, чтобы поймать кайф, но не имея возможности сделать это — вдруг Майкл Стайп умрет или объявит, что он гей, или еще что-нибудь такое; совершенно не выспавшись из-за страха, что не смогу написать хорошее обозрение.
— На самом деле, Виолетта, боюсь, что он был мне отвратителен.
— Ничего страшного. Больше тебе не потребуется этим заниматься.
— Но в том-то и ужас. Я хочу этим заниматься еще. Очень хочу.
— Чем это ты хочешь заниматься еще и еще? — спрашивает Ротвейлер, бросая на стол свой портфель. Он закуривает сигарету и жестами показывает Виолетте, чтобы она быстрее сделала кофе.
— Ничем.
— Это у тебя всегда хорошо получалось, — говорит он.
— Ты в этом не разбираешься — я имею в виду популярную музыку и довольно удивительную бит-группу, которую вчера видел, — говорю я.
— Ах да. REO Speedwagon.
— Примерно так. Если заменить О на М и убрать Speedwagon.
— Чтоб ты не слишком зазнавался: перед тобой человек, у которого есть пластинка REM.
— В самом деле?
— «The End of the World as we Know It». Это ведь их? — говорит он.
— Да, один из их синглов, — говорю я.
— А, понимаю: теперь, когда мы профессиональный рок-критик, учитываются только альбомы.
— Ну, едва ли меня можно так называть.
— Достаточно профессионален, чтобы написать рецензию до моего прихода. Неплохо.
— Роберт, мне казалось, на самом деле…
— Нет.
— Пожалуйста.
— Мм гм-м гм-м. — Ротвейлер начинает мурлыкать «Clair de Lune», что всегда делает, застукав кого-нибудь из своих за работой на другие отделы газеты.
