Так же, как и он на них.
И тут лейтенант оступился. Он мог бы поклясться, что секунду назад перед ним был совершенно ровный бетонный пол — и вот теперь левая нога ушла во внезапно разверзшуюся трещину, словно бы специально поджидавшую его.
Вся эта база — сплошная ловушка! Как он мог не понять. Все было ясно еще до того, как…
Крис не успел додумать эту мысль. Упав неловко, боком, он приземлился точно на раненую руку — и перед глазами лейтенанта полыхнул яркий, матово-белый свет, в котором медленно растворились коридоры базы и отвратительное существо. Очертания которого, кстати, начали меняться, становясь подозрительно похожими на…
… Сознание возвращалось медленно, будто нехотя… он словно бы видел себя со стороны — бледного, съежившегося человека в пятнистой одежде, судорожно сжимающего раненую конечность.
Его грубо схватили, прижали к каменной плите, лишив возможности двигаться… боль была ужасающей. Грубый деревянный стилет раздвинул края раны, и на первый взгляд, там не было ничего необычного — только лишь влажная, чуть тронутая гнойной пленкой красноватая плоть. Но тут сгорбленный знахарь достал из своей сумки неширокую деревянную лопатку, и — словно в бездушную мертвую массу, ткнул ей в рану.
Виктора подбросило, изогнуло дугой в тщетной попытке освободиться. Впрочем, рвущая жилы боль была далеко не самым страшным. Он вывернул голову, стараясь не видеть и не запечатлевать в памяти то, что открылось там…
… в широкой, похожей на карман полости, по бокам такой же красной, а дальше — белоснежной, там, где кончались мышцы и начиналась кость — копошились блестящие, ярко-зеленые кольчатые черви. Когда инструмент знахаря открыл их обиталище, твари приподнялись и угрожающе выставили вверх острые, чуть подрагивающие головы.
Знахарь быстро всунул туда нечто, отдаленно напоминающее грубо слепленную желтую таблетку — и тут же закрыл рану, зажав ее края. Тут же метнулись чьи-то ловкие руки, перетянули рану тряпкой, узкой и длинной… он с удивлением опознал в ней старый, до крайности грязный бинт.
— Постойте! Уберите их, уберите… он пытался протестовать, но туземка быстро завязала края бинта и грациозно отпрыгнула в сторону. Будто от зараженного.
Он и есть зараженный…
Держащие его руки внезапно разжались. Солдат испуганно вскочил…
… его сознание по-прежнему двоилось: он чувствовал, что все это происходит с ним — и одновременно видел себя с стороны, стоящего в кольце туземцев и испуганно озирающегося.
Старый колдун что-то сказал. Посмотрел на него, повторил непонятное слово — и ткнул пальцем в сторону лесных зарослей. Виктор недоуменно посмотрел: колдун требует, чтобы он ушел? Жест дикаря недвусмысленно указывал в ту сторону, где осталась база. Но он же слаб, он измучен горячкой, он не сможет пройти даже километра. Да что там километр — и пятьсот метров станет для него сейчас немыслимым расстоянием!
Он нуждается в уходе. Он…
Колдун что-то рявкнул — и молодой дикарь, подскочив, внезапно ударил Виктора в лицо. Она на секунду ослеп, перед глазами поплыло… он снова лежал на камне. Удар был вообще-то несильным, совершенно неопасным для взрослого человека — лишь саднила разбитая губа. Чего они хотят от умирающего? А он ведь умирает, он непременно умрет, если…
Молодой вытащил из-за пояса короткий кнут — и хлестнул наотмашь. Конец узкой кожаной ленты зацепил рану, и руку вновь пронзила дикая боль. Виктор и сам не заметил, как оказался на ногах. Увидав, как прочие члены племени, радостно улыбаясь, вооружаются длинными прутьями, он обреченно, пошатываясь, побежал к лесу.
Дикари загомонили, завизжали — и не спеша двинулись следом. Племя гнало его, словно ослабевшего зверя: не спеша, весело покрикивая, смеясь — и чтобы жертва не расслаблялась, изредка нанося хлесткие, обжигающие удары.
Виктор заплакал.
Его ботинки проваливались в заросли мерзко-желтого, покрытого плесенью мха. Под ногами хлюпало, почва то и дело ускользала из-под ног, по лицу хлестали то ли ветви, то ли влажные щупальца, мокрые и скользкие… Он давно уже не чувствовал ни отвращения, ни злости. Все сменила тупая, безразличная усталость.
