— Сначала мы выпьем чаю, — заявила она, — и если туман не рассеется, ты переночуешь на диване в гостиной.
Рейф согласился подозрительно быстро.
Уинстон утратил интерес к щели под дверью к тому времени, как закончилось чаепитие. А Рейф с удовольствием обнаружил, что туман не рассеялся — наоборот, стал еще гуще.
Сегодня ему повезло.
Ханна остановилась у него за спиной, глядя через плечо.
— Ну, что там?
— Чудесная ночь — в самый раз для скунсов и бешеных собак.
— Не смешно. — Она обхватила себя обеими руками и поежилась, как от холода. — Похоже, тебе придется остаться здесь.
— Я не хотел бы злоупотреблять твоим гостеприимством. Я не прочь прогуляться пешком до Дримскеипа — он совсем рядом.
— Нет. — Ханна резко отвернулась. — Можешь занять нижнюю комнату для гостей. Сейчас принесу одеяло и подушку.
Рейф проводил ее взглядом, думая о том, что она слишком поспешно предложила ему переночевать здесь. И глаза выдавали ее. Чем вызвана ее непривычная скованность — сценой на диване или тем, что случилось у двери?
Логика подсказывала ему, что несколько поцелуев ничего не значат. В конце концов, она не девчонка. Ханна — зрелая женщина, хозяйка брачного агентства. Для нее возня на диване — давно пройденный этап. Иначе она с радостью выпроводила бы его.
Но она предложила ему остаться.
Он взглянул на Уинстона. Пес распластался на животе, положил морду на лапы и задремал. Ханна сказала, что он вертится у двери вторую ночь подряд.
Ханна и Уинстон привыкли жить в большом городе, напомнил себе Рейф. Для них встреча с каким-нибудь зверьком — событие. Но если благодаря этому Ханна предложила ему ночлег, зачем отказываться?
Прошел час, а Рейф так и не уснул. Заложив руки за голову, он смотрел в потолок, каждую минуту помня о том, что Ханна совсем рядом, в комнате наверху. Он представлял ее в ночной рубашке — пожалуй, кружевной, полупрозрачной, совсем короткой… Нет, вряд ли. Скорее всего на ней строгая фланелевая рубашка до пят, с длинными рукавами.
Но даже второе предположение заинтересовало его. Притом заинтересовало не на шутку. Его орган затвердел, как камень.
Логика подсказывала ему, что пара поцелуев тут ни при чем. Ведь он не мальчишка-подросток. К объятиям и поцелуям на диване он давным-давно привык.
Совершенно верно.
Рейф проснулся на рассвете от прикосновения холодного и мокрого носа к босой ступне. Вздрогнув, он рывком сел.
— Су… — Он хотел было выругаться, но увидел Уинстона и сдержался. — Этим тебя не оскорбишь: ты действительно сукин сын. Кстати, я заподозрил, что твои вчерашние выкрутасы у двери были умышленной попыткой испортить приятный вечер.
Уинстон ответил ему многозначительным взглядом.
— Все шло прекрасно, пока ты не вздумал поиграть в сторожевого пса.
Уинстон отвернулся и трусцой двинулся к двери. Там он сел и пристально уставился на Рейфа.
— Ладно-ладно, я все понял.
Рейф откинул одеяло и вскочил. Брюки и рубашку он нашел сразу, а туфли обнаружил в пыли под кроватью.
— Ну все, идем.
Они вышли из дома навстречу сырому и туманному утру. Уинстон ловко спрыгнул к крыльца и направился прямиком к кустам у края веранды. Рейф по извилистой тропке дошел до дощатого ящика, в котором стояли мусорные баки. Возле ящика он ничего не увидел, на деревянной крышке не заметил следов когтей.
Покончив со своими делами, Уинстон тоже подбежал к ящику и обнюхал его. Рейф наблюдал за ним.
Уинстон слегка пофыркивал, но особого интереса к ящику не проявил. Через пару минут он рысцой побежал по дорожке к деревьям, отделяющим дом и сад от неширокого шоссе.
Рейф последовал за ним, осматривая каждое дерево и камень, возле которых останавливался пес. Но нигде Уинстон не задерживался надолго. У шоссе Рейф решил, что пора возвращаться.
— Ханна съест меня живьем, если узнает, что я позволил тебе резвиться на проезжей части, — заявил он, хотя в этот час шоссе было пустынным.
Уинстон пропустил его слова мимо ушей. Рейф пришел к выводу, что виной тому либо изысканное воспитание, либо влияние Ханны. Он склонялся к последней версии.
— А ну иди сюда! — Рейф шагнул вперед, пытаясь схватить Уинстона за ошейник.
