– Спокойной ночи, – отозвался Майлз.
Выпрямившись, Оливия бросила на Майлза быстрый взгляд, потушила свет и поспешно вышла из комнаты. Майлз пошел вслед за ней, замешкавшись, когда она скрылась в комнате, точнее двух маленьких комнатах – спальни и небольшой гостиной, – которые она, очевидно, выбрала для себя. Когда она не появилась, он подошел к двери и увидел ее сидящей у трюмо. В торопливо наброшенном поверх ночной рубашки халате она, не мигая, смотрела на свое отражение в зеркале и расчесывала волосы, цвет которых напоминал цвет выдержанного виски.
– Оливия...
– Прошу прощения, если мы потревожили вас, – прервала его она слегка запыхавшимся голосом. – Обычно Брайана трудно уложить спать. Он легко возбудим, как большинство детей его возраста.
– У тебя красивые волосы, – сказал он, ненавидя себя за почти тоскливое звучание собственного голоса. Он не желает эту женщину, уверял себя Майлз. У него есть полное право презирать ее и все, что она собой представляет. Он не желает ее, однако вот он, стоит тут как вкопанный, и вид изгибов ее тела под мягкой фланелью вызывает легкую испарину на лбу и напряжение в паху.
Оливия на миг задержала руку с расческой, потом продолжила:
– Не удивлюсь, если он еще подскочит до конца вечера. Ему здесь очень нравится. Вскоре после ужина я обнаружила его на верхнем этаже сражающимся с воображаемыми драконами. Бог наградил – или наказал – его очень пылким воображением.
Она наконец повернула голову, и ее глаза встретились с его изучающим взглядом. Он не шелохнулся и не отвел глаз, упиваясь видом женщины, сидящей на маленьком пуфике в блузке, застегнутой высоко на шее и на запястьях. Ткань отливала бледным золотом в свете свечей.
– Ты не против, что я взяла эту комнату? – тихо спросила она.
– Я думал... – Он покачал головой. – Нет, с какой стати?
Оливия положила расческу на столик.
– Завтра утром первым делом мы возьмемся за книги.
– Хорошо. – Он не хотел никакого напоминания об этих дурацких книгах сейчас.
– Боюсь... – Плечи ее поднялись и опустились. – Я произвела плохое впечатление на мисс Пинни.
– Я знаю.
Она не пошевелилась, но вскинула вверх свой подбородок и сцепила руки на коленях, словно ожидая, что он бросит свое осуждение именно к ее ногам.
– Ты будешь получать булочки на завтрак, – сказал он. – Правда, апельсинового мармелада не будет.
Оливия притворно нахмурилась:
– О Бог мой, я не знаю, переживу ли я это.
Они оба рассмеялись, но затем вдруг одновременно затихли. В комнате повисла тишина, которая скоро сделалась вполне осязаемой. Первым нарушил молчание Майлз:
– Я могу войти? – наконец спросил он.
Оливия быстро поднесла руку к щеке, потом прижала ее к горлу. Что-то промелькнуло на ее лице. Удивление? Тревога? Нервозность? Он не привык иметь дело с пугливыми женщинами. И кроме того, она не имеет права изображать из себя перепуганную девственницу. Не ей изображать из себя подобное с ее-то прошлым.
Все так же застыв на краешке стула, она наблюдала за тем, как Майлз приближается к ней. Губы ее слегка приоткрылись, рука по-прежнему сжимала край трюмо. Остановившись перед ней, Майлз сказал:
– Ты боишься меня, Оливия?
– Я просто не понимаю, зачем ты здесь?
– Я бы ответил тебе, милая, но это ведь понятно и без слов.
Оливия резко поднялась, прошла в дальний угол комнаты и остановилась там, сделав вид, что смотрит в окно.
– Я думала... что нам по крайней мере надо узнать друг друга...
– Это он?
Она повернула голову и холодно посмотрела на него:
– Не понимаю...
– Возможно, ты думаешь о другом своем любовнике. Отце Брайана. Если ты беспокоишься, что я буду обвинять тебя за это сегодня...
– Нет, я... – Она сглотнула. – Ты должен понять. Все это, – она обвела комнату рукой, – случилось так быстро. Прости меня, но я не из тех женщин, которые легко отдаются мужчине, не испытывающему к ней ни малейшего чувства, что бы ты обо мне ни думал.
– Разве тебе мало, что я женился на тебе? Что предоставил тебе и твоему сыну дом?
Она долго, не мигая, смотрела на него.
– Если б я думала, что ты испытываешь ко мне хоть чуточку симпатии, тогда... – Она поглядела на свои руки, которые казались такими тонкими и белыми в полумраке. – Я нравлюсь тебе хоть чуточку?
