Оливия не мигая смотрела на Лоренса до тех пор, пока он не заерзал на стуле и нервно задвигал своими бревноподобными ногами. Затем они заявили, что Уорвик должен им в общей сумме две с половиной тысячи фунтов.
– Может, да... а, может, и нет, – ответила Оливия с терпеливой, но недоверчивой улыбкой. – Но вы не предъявляете мне никаких доказательств. Не думаете же вы, что я заплачу по расписке, которая может существовать, а может и нет. Это было бы не слишком разумно, не так ли?
Они сошлись на пяти сотнях каждому.
Следующим был лейтенант Брертон. Он объяснил, как проиграл крупную сумму Майлзу и его «бесчестным приспешникам». Потом лейтенант предъявил клубные поручительства вместе с письменными показаниями свидетелей, которые при этом присутствовали.
– Я должен получить удовлетворение, мадам, – завил он. – Надеюсь, вы понимаете.
– Понимаю, – ответила она более мягким голосом чем тот, которым говорила с Сиднеем и Лоренсом. -Тысяча фунтов – значительная потеря для такого молодого человека, как вы. Уверена, ваше годовое жалование не превышает этой суммы.
Он кивнул и продолжал смотреть прямо перед собой.
– И я подозреваю, что если вы не оплатите ваши расписки в клубе, то будете вынуждены просить отца о помощи.
Его кадык заходил вверх-вниз, но он даже не моргнул.
– Мой отец умер. Я буду вынужден говорить с матерью...
– И, конечно, ваша матушка будет убита горем, узнав, что ее сын лишился денег при таких обстоятельствах. Это, возможно, поставит ее собственное финансовое положение под угрозу.
Он кивнул.
– И, разумеется, такое черное пятно не слишком хорошо отразится на вашей военной характеристике.
– Действительно.
Оливия улыбнулась молодому человеку, взяла ручку и выписала чек.
– Могу я посоветовать вам, лейтенант, воздержаться от столов, пока вы не научитесь лучше держать себя в руках?
Выражение облегчения промелькнуло на его лице, моментально смягчив маску невозмутимости. Он уставился на протянутый чек, словно не веря своим глазам. Рука молодого человека слегка дрожала, когда он брал его.
– Мадам...
– Не стоит благодарности, лейтенант.
Разумеется, она проводила как можно больше времени с матерью Майлза и Брайаном, заверяя их обоих, что Майлза вызвали по срочным делам и он может вернуться в любой момент. Однако, наедине со своими мыслями Оливия не была так уверена.
Что, если он не вернется?
Она убеждала себя, что это не имеет значения. В конце концов, она его жена. Они с сыном живут в лучшем из домов Йоркшира. Их финансовое положение не зависит от Майлза. И все же тревога, словно облако, парила, над ней. Она ловила себя на том, что мысли возвращаются к тому моменту в день свадьбы, когда он стоял перед ней с чем-то сродни желанию.
Господи, сколько же лет она мечтала о таком мгновении? Она, выросшая на острове одиночества, окруженная морем равнодушия, проявляемого к ней родителями и сестрой, никогда еще не испытывала такой пронзительной тоски по нежному прикосновению, доброму слову, искреннему слову любви, как в тот момент, когда смотрела в глаза мужа...
Но она отвергла его.
В часы, свободные от занятий с сыном и забот об Элисон, Оливия зачастила в конюшню, находя радость в обществе Чарльза Фоулза, не говоря уже о лошадях.
Она с первого взгляда влюбилась в арабскую кобылу по кличке Жермина. Лошадь была истиной красавицей, с черными пятнами, и ее огромные карие глаза вспыхивали безумным огнем диких предков. Оливия взяла за обыкновение выскальзывать из Брайтуайта перед рассветом в одном шерстяном платье и плаще. Она забиралась на кобылу без седла и, распустив по плечам волосы, мчалась через пустошь к Маргрейвскому утесу, а там, глядя на восходящее солнце, представляла, что вот сейчас она обернется и увидит мужа, вернувшегося, наконец, домой.
Но он не возвращался. И Оливия удвоила свои хлопоты по дому.
Она начала восстановление старого дома с помещения объявлений в Миддлхэме о найме опытных слуг. Ее послание повару-французу имело успех. Через два дня Жак Дюбуа появился на пороге Брайтуайта вместе с багажом.
Следующим делом Оливия наняла плотников и маляров. Вскоре Брайтуайт наполнился стуком молотков, визгом пил, звуками шагов, хихиканьем горничных и посвистыванием рабочих. Иногда Оливия уединялась в тиши кабинета Майлза, садилась в кресло Майлза или за стол Майлза и глядела на жуткие, набитые опилками звериные головы с оскаленными зубами и стеклянными глазами, глядящими на нее со стен. Типично мужская комната вплоть до ружейного шкафа, содержащего внушительную коллекцию оружия, включая огромный охотничий нож с резной рукояткой слоновой кости, арбалет и несколько ружей.
