Как же она была счастлива вернуться в свою обитель к возвращающему жизненные силы душу, к изысканной кухне Антракса, к своей коллекции фильмов. Так значит, Иисус раздает воду. Подумаешь, великое дело! Это напомнило ей о том, как папа зажигал маяк, как бы приветствуя корабли, которые давно затонули. Так трогательно.
Но Сын человеческий не шел у нее из головы. С ковшом-тыквой в руке он нависал над Джули, проникал в сны, когда она дремала у камина, завладевал воображением, когда она ела любимые блюда. На роскошном ложе с балдахином Джули провела беспокойную ночь, ерзая на шелковых простынях, постеленных на пуховую перину. Она спорила с ним, опровергала, не соглашалась, обличала его, но к утру брат взял верх. Влетев в уставленную шкафчиками и тумбочками кухню, Джули вывернула на пол содержимое чуть ли не сотни ящиков. На грохот серебряной посуды прибежал Антракс.
— Прости, — сказала Джули, заметив озадаченность на лице своего опекуна, — ты, наверное, думал, что здесь воры.
— Уровень преступности в аду очень высок, — закивал Антракс.
— У нас есть ковш?
— Что?
— Ковш, мне нужен обычный ковш, — уже раздражаясь, повторила Джули и пнула ногой серебристую гору утвари. — Есть у нас ковш, черт подери, или нет?
Антракс открыл узкий шкафчик, висевший над плитой. Тому, что он извлек оттуда, недоставало первобытного очарования тыквенной бутыли Иисуса. Это была алюминиевая посудина с черной пластмассовой ручкой, годившаяся разве что для разливания пунша на вечеринке первокурсников. Но Джули она вполне устраивала. Она приказала Антраксу заложить лошадей и к полудню была возле пещеры. В припорошенных серной пылью джинсах и футболке Джули деловито прошагала мимо вереницы страдающих от жажды покойников. На гранитной плите лежала девчушка с белокурыми кудряшками. Иисус поднял глаза, и его сияющий, лучистый взгляд обратился к Джули.
— Я права? — спросила она, показывая свою жалкую черпалку.
— Ты ведь и сама знаешь, — тихо ответил Иисус, погладил девчушку по голове и улыбнулся.
Джули зачерпнула воду из ручья, облила ребенка и дала напиться. Девочка жадно пила воду, с восторгом поглядывая на Джули.
— Тебе рады здесь, — сказал своей сестре Сын Божий.
Вот так брат и сестра, бок о бок, день за днем, утешали страждущих. «Мы словно ухаживаем за садом, — подумалось Джули, — будто клумбу из страждущей человеческой плоти поливаем». Они разделили обязанности: Иисус обливал водой тела, Джули поила жаждущих. У него были удивительные руки, они, словно легкокрылые птицы, неустанно порхали над несчастными. Только ветер свистел в стигматах, оставленных на запястьях гвоздями палачей.
— Расскажи мне о себе, — как-то попросил он.
И Джули рассказала. Все-все. Поведала о своем удивительном зачатии, о своем храме, об эмпирическом откровении во время оргазма, о папиных сердечных приступах, о своей рубрике в «Луне», о чудесах, которые она пыталась совершать на расстоянии, о пожаре в Атлантик-Сити и внезапном бегстве Фебы из «Ока Ангела».
Когда ее рассказ подошел к концу, Иисус, раскрыв рот от изумления, смотрел на нее округлившимися, как у лемура, глазами.
— Я рад, что ты решилась погасить пожар, — наконец сказал он.
— Это было непросто. — Джули хотелось плакать. Ее душила невысказанность. Рассказ оказался таким коротким и каким-то неправдоподобным, что ли, мишурным, ей не удалось передать величия или, как сказала бы тетка Джорджина, космичности происходившего.
— И то, что ты говорила о науке… нужно иметь большое мужество, чтобы отказаться от собственных убеждений. Я просто восхищен.
— Исторически беспрецедентный подход, — вздохнула Джули, уронив в ковш слезинку.
— Эта идеология стоит того, чтобы ее проповедовать. Я бы даже поставил ее на один уровень с любовью. Но…
Иисус так проникновенно смотрел на Джули, что она не выдержала и прикрыла глаза.
— Что «но»? — спросила она разом охрипшим голосом.
Иисус на пальцах принялся загибать все «но».
— Бестолковое возвращение к жизни отца, все эти уклончивые вмешательства, бегство от толпы на пляже, отторжение больных и калек, окруживших маяк, отказ помочь страдающей от алкогольной зависимости подруге, — нас вовсе не для этого посылали на землю, Джули. Следующий!
