Из коридора донеслось хлопанье дверей, поочередно открывавшихся и закрывавшихся, как шлюзы канала. Вошел ее муж. Следом — Феба с сопящим свертком на руках. Видимо, Милк решил удовлетворить ее последнюю просьбу и даровал ей этот поцелуй перед смертью, объятия перед преисподней.
— Мы уже все перепробовали, — сказал Бикс, неуверенно шагнув к ней, держа в руках большую плоскую коробку с пиццей. — На телефоне круглые сутки сидим. Даже Айрин помогает. Мы связались с Госдепартаментом, с обоими нашими сенаторами, с Олмером Вестом из ЦРУ… — Полосатая пижама была слишком тесной, В щели между пуговицами выпирало бледное тело.
«Вот параноик этот Милк! — подумала Джули. — Заставил их раздеться, чтобы они, не дай бог, не пронесли цианистый калий, зашитый в подкладку».
— Беда в том, что антимарксистская политика Джерси всех устраивает, — сокрушался Бикс. — А свидетельство о рождении тебе выдали здесь, в Трентоне… — Бикс скорбно смотрел на нее покрасневшими от бессонных ночей глазами. — Мы никак не можем добиться поддержки.
— Я и не надеялась, что вы меня спасете. Правда. Я шла к этому всю свою жизнь.
— Э, да эти ослы забрали у тебя протез! — вспылила Феба. Верхние пуговицы пижамы были расстегнуты, и из-под нее выглядывал специальный лифчик для кормящих матерей. — Они забрали у нее Молли.
— Нет, я ее отдала Шодри.
— Какая же ты славная, Джули Кац. — Феба нежно взъерошила кудряшки маленького Мюррея. Глазенки тут же распахнулись — темно-коричневые диски, окруженные белым ореолом. — По ночам спит, не плачет, — похвасталась Феба. — О, классный обмен! Хочешь, я брошу его в Дэлавер, если это спасет тебе жизнь?
— Что ты несешь? — ужаснулась Джули.
— Что я несу… О Киса, милая…
— Осталось восемнадцать минут, — вставил Хоррокс.
— Хочешь его подержать? — предложила Феба.
— Боюсь, уроню. — Братишка у нее умный и добрый. Весь в папу. Удивленно-задумчивый взгляд, словно он ошибся планетой и раздумывал, оставаться здесь или нет. — Обрезание сделали?
— Конечно, сделали. Я думаю, отец бы на этом настоял. Возьми, не бойся.
— Нет, не могу. Я боюсь.
Малыш захныкал. Личико покраснело, как лакмусовая бумажка от кислоты.
— Знаешь, моя мамуля иногда тебя подкармливала, — говорила Феба, расстегивая лифчик. Она сунула темный сосок в маленький перекошенный ротик. Охранники повернулись к ней, как по команде «Равняйсь!». — Так что мы с тобой выросли у одной груди.
Воцарилась тишина, нарушаемая лишь усердным чмоканьем маленького Мюррея.
— Осталось семнадцать минут, — напомнил Хоррокс.
— Можешь помолчать, дружище? — одернула его Феба.
— Не обращай внимания, — успокоила подругу Джули.
Бикс вздохнул на протяжной басовой ноте.
— Джули, ходят слухи, что тебя не сожгут. Они задумали…
— Я знаю… — Джули сокрушенно подняла глаза к потолку. — Антираспятие для Антихриста. Старый добрый Бог не забывает свою доченьку.
— А потом… Завтра… Они отдадут нам… Словом, наши пропуска действительны до завтрашнего вечера. Мы сейчас пойдем домой, а потом вернемся, и они отдадут нам… — он шумно вздохнул, надув щеки, — твое тело.
— Мою мертвую плоть.
— Мы с Фебой сделаем все, как ты захочешь, — поспешно добавил Бикс. — Отсидим шивах. Кремируем. Поминки устроим. Как скажешь.
Джули сжала в кулак несуществующую ладонь. Феба с Биксом уже обсуждали ее похороны. С одной стороны, это звучит ужасно, но с другой — так трогательно. Ей даже хотелось при этом поприсутствовать.
— Опустите меня в залив, родной. Похороните меня в океане.
— В проливе Абсекон?
— Да, там, где я любила играть в детстве.
— Ну конечно, пролив Абсекон.
— И еще. Прежде чем вы меня опустите, я хочу, чтобы ты меня поцеловал.
— Поцелую. Обязательно.
— Прямо в губы, Бикс. Прямо в мои мертвые губы.
— Обещаю. Мне страшно.
— Еще бы.
— Шестнадцать минут, — вставил Хоррокс.
— Заткнись ты! — осадила тюремщика Феба. Она постукивала пальцами по коробке с пиццей. — Есть хочешь? — спросила она Джули.
Как ни странно, но Джули почувствовала, что голодна.
— Для пиццы у меня всегда местечко найдется.
— Спецзаказ. — Билли поставил коробку на пол и откинул крышку. По комнате разлился божественный аромат. — С пепперони, и сыра больше, чем обычно.
