— Д-да, новости. Боже.
На черепах и ключицах расселись вороны, выклевывающие остатки мозга. На каждом скелете, словно ценник, висела табличка.
— Публичные казни, — вздохнула Мелани. — Желающих посмотреть хоть отбавляй.
— Их что, сожгли заживо?
— Заживо. В цирке. — В голосе Мелани одновременно звучали и горечь, и смирение. — Они гасят огонь, как только он добирается до костей, — просвещала она Джули, — иначе ничего не останется, кроме кучки пепла, и потеряется высокий смысл деяния.
— Какой высокий смысл?!
— Не будь еретичкой. Не богохульствуй.
Сердце словно оборвалось в груди у Джули и билось о ребра сгустком пульсирующей боли.
— А американцы, они знают об этом? Куда смотрит правительство? ООН? Кто-то же должен вмешаться?
— Все они знают, — безучастно парировала Мелани. — Но никто ни во что не будет вмешиваться, Шейла. До тех пор, пока Трентон стоит заслоном против социализма.
Скелеты проплывали мимо, как восставшие из гроба мертвецы, бредущие в Судный день навстречу божественному приговору.
— Они все мои… — слово застряло у Джули в горле, — последователи?
— Примерно треть. Остальные — убийцы, гомосексуалисты, евреи, католики и так далее. Но при этом добровольно идут на казнь только последователи Откровения Неопределимости.
— Добровольно?
— Некоторые из нас. Таких немного. Мы слышим твой голос и идем сдаваться.
— Но я ни с кем не говорю.
— Мы слышим тебя, Шейла. Со мной, правда, этого не случалось, но с некоторыми из нас…
Мелани сбавила газ, и марафонский бег скелетов превратился в медленную торжественную процессию. Теперь Джули смогла читать надписи на табличках. Под каждым именем: Дональд Торр, Мэри Бенедикт, Иаков Райан, Линда Рабинович, их здесь было не меньше тысячи, а то и две — одно-единственное слово, объяснявшее участие в этом зловещем параде. Ересь, ересь, измена, богохульство, — слова обвинения сливались в стихотворные строчки, — ересь, извращенство, воровство, убийство, социализм, алчность, ересь, ересь, содомия, ложное свидетельство, ересь, супружеская измена, убийство, богохульство, ересь…
Почти у самого Гаммонского проезда Мелани свернула на обочину и остановилась.
— Ты должна кое-что увидеть.
— Я все поняла, в последнее время здесь творится настоящий беспредел, — запротестовала Джули. — Я вижу, это просто безумие какое-то. Если бы у меня по-прежнему была моя божественная сила, я бы живо вывела Милка из игры. Нет необходимости…
— Есть необходимость. Прости, Шейла, но ты должна это увидеть.
Стиснув в кулак покрытую шрамами ладонь, будто зажав в ней все свое возмущение и гнев, Джули последовала за Мелани к четырем скелетам, болтавшимся на рекламном щите «Трамп-кастла». Завидев их, к ним тут же двинулся приземистый полицейский в зеленой униформе с автоматом наперевес. Он шел мимо выстроившихся в ряды грешников, вспугивая ворон, словно волк, выбравшийся на охотничью тропу.
— Он должен убедиться, что мы приехали не для того, чтобы стащить какую-нибудь реликвию, — тихонько объяснила подруге Мелани. — Твои последователи иногда это делают.
— Он нас арестует?
— Нас? Что взять с двух провинциальных теток, направляющихся на субботнюю службу. — Благодаря стараниям Мелани они действительно выглядели как две провинциалки. Мелани щеголяла в платье, напоминавшем кружевную салфетку, а Джули нарядилась в темно-бордовую шелковую блузу и широченную белую юбку, собранную у талии в сборку. У обеих на шее висели цепочки с серебряным агнцем. Что касается макияжа, то Мелани подобрала для них «оптимальный вариант»: они отдавали должное своей женственности, но не подчеркивали ее.
Опустив автомат дулом вниз, что в данной ситуации можно было расценивать как жест гостеприимства, капрал заговорил монотонным скрипучим голосом:
— Доброе утро, дамочки. — Он обвел рукой свой черный страшный лес. — Когда Иисус сойдет к нам, все будет точно так же, только скелетов будет побольше. Настоящий Армагеддон! Он оценит.
Джули мельком взглянула на ближайший скелет — широкий женский таз, обуглившиеся кости стянуты тонкой проволокой.
— Пойдем, солнышко. — Мелани легонько ущипнула Джули за локоть. — А то опоздаем на церемонию.