Несколько парней сгрудились на другом конце танцплощадки. Любопытные облепили забор, жаждали зрелищ. Оге Бренден стоял и громко разговаривал с кем-то; он отпустил Катрине и сжал кулаки; он был большой и сильный, но на их стороне был численный перевес. Она… она одиноко стояла в нескольких шагах позади него, тоненькая, бледная, освещенная яркими лучами прожекторов. Смех, насмешки, крики и посвистывание, словно ножом, резали воздух. Она — беспомощная и беззащитная, выданная на поругание толпы. Ей нужен, конечно, мужчина-защитник. Она нуждалась в покровительстве, в том, какое я много раз рисовал в своем воображении… особенно сейчас, когда все теснее и теснее смыкалось вокруг нее людское кольцо, ей грозили, над ней насмехались, ждали сигнала к действию… Вот он долгожданный момент, когда должен явиться рыцарь в доспехах, с мечом и щитом для защиты, для оказания помощи…
Я думал так, но не смел даже пошевельнуться, объятый ужасом, паникой, боязнью не только за Катрине, но также за себя: я ведь тоже здесь чужой, вдруг кому-нибудь взбредет в голову объединить нас, и возмущенная толпа нападет на нас обоих? Я сжался от этой мысли, проклинал себя, свою трусость, свою собственную незначительность. Услышал, как Оге Бренден что-то выкрикнул, потом сорвал с себя куртку, бросил ее в сторону сцены, где сидели музыканты и в недоумении наблюдали за происходящим. Потом он схватил одного противника за плечи и оттолкнул его в сторону. Но к нему шагнул мужчина, набросился на Оге Брендена, разорвал рубашку. Подошел другой. А затем пять или шесть человек ввязались в потасовку. Они тяжело дышали, топали ногами, изрыгали проклятия. Кого-то стукнули в спину. Оге Бренден боролся с двумя, один рукав его рубашки свисал разорванным у запястья. Он использовал локти против одного и пытался отцепить от себя второго, изо рта у него сочилась кровь. Голая подмышка его была покрыта татуировкой. Один маленький мальчишка перелез через забор, подбежал к ним и толкнул Катрине так, что она вскрикнула и упала. А мальчишка сразу смешался в толпе дерущихся.
Трус! Я чувствовал, как слезы давят в горле, проклинал свои тонкие слабые руки, торчащие из рукавов рубашки: Ах, почему я не взрослый мужчина? Не сильный? Хотел бы их всех четвертовать на кусочки! Но в то же время с отвращением думал о физическом насилии.
Вот один взял перевес над Оге Берендом, другой дал ему хороший пинок в бок, так что он поджал колени и застонал. В толпе смеялись и… Катрине наполовину сидела, наполовину лежала на дощатом полу, закрыв лицо руками. Семь-восемь парней окружили ее и беспомощного теперь Оге Брендена.
— Дай им хорошенько! Пусть проститутка тоже получит по заслугам! Бей! — подзадоривали голоса.
Теперь Катрине полностью находилась в их власти, и я, я боролся, как осатанелый со слезами, страхом, стыдом и бесчестьем; хотел, хотел помочь ей, но не хватало мужества, спрятался за спинами тех, кто кричал; я готов был пойти на любые компромиссы, лишь бы защитить себя от слепого бешенства человеческой массы. Ненавистно и отвратительно! «Ленсман мог бы помочь, — подумал я. — Но где он?»
Но неожиданно все изменилось:
На площадку выбежал мужчина, ринулся в толпу с таким видом, точно хотел растоптать любого, кто станет ему мешать. Его голос прозвучал предупреждающе грозно:
— С ума сошли что ли?!
Снова тошнота. Показалось, что я знал мужчину: черные густые волосы, широкое угловатое тело и ноги подгибаются при ходьбе, даже при быстрой, как теперь: Похож… да, мог бы он… Нет, невозможно…
— Оставьте девчонку в покое!
Его внезапное появление привело в замешательство жаждущих повеселиться, злость вроде бы поутихла, в людском настроении явно совершился поворот, вроде ушло то, что направляло и руководило ими…
Но все же один из молодых парней, особенно задиристый, приблизился к непонятному защитнику. Тот, не долго размышляя, схватил его за руку и одним ударом отбросил наглеца к оркестру. Меткий дар опытного борца. Не успел этот драчун прийти в себя, как его напарник, отлетев от сильного удара, занял место подле него. Движение в толпе, кто-то что-то сказал, смех, возгласы одобрения, но большинство стояли молчаливыми наблюдателями. Я был потрясен. И вдруг увидел лицо смелого человека: да, это был он. Сомнения не было.
