Я проснулся, когда едва стало светать. Сон был беспокойным: о Герде, о ее теплом, твердом языке. Я встал, изучил перед осколком зеркала, висевшем над умывальником, прыщики на лице, припомнил слова Герды: «У тебя длинные ресницы, Петер, никогда не видела, чтобы у мальчишек были такие ресницы…» Ах, это не совсем полноценное поведение в сарае! С той нашей встречи прошло уже несколько дней, но я все еще боялся, что вел себя неподобающе незрело. И предал Катрине. Хотя нет, почему же? Я думал о ней, даже когда Герда начала целоваться. («Катрине красивая, правда?…Самая красивая из тех, кого я знаю…») Что остается делать? Уединиться, но не плакаться и не жалиться, а чувствовать себя в некотором роде победителем: ведь это я пленил ее настолько, что она, должно быть, совсем потеряла разум, чтобы делать то, что она делала, и говорить, что она говорила. В зеркале я пытался определить черты своей неотразимости…
Затем быстрый бег на местности. Нужно закаляться, физически развиваться. Давно уже не новые кроссовки почти сразу стали мокрыми. В лесу вот уже несколько дней сильно парило после дождя, но сегодня вновь засияло солнце. Было тепло. Приятно пахло. Я чувствовал себя свободным, могущественным властелином леса: кто кроме меня может наслаждаться этим лесным великолепием глубже и проникновеннее? кто имеет на то основание? кто кроме меня имеет на то право?
С завидной ловкостью я привязал силки к можжевельнику, рассыпал вокруг на должном расстоянии хлебные крошки: верная смерть для жадного глухаря, но большое счастье для охотника. Я — властелин, правитель леса.
Днем я взял рыболовную снасть и пошел к реке. В такую погоду нужно все попробовать. Рыба в реке водилась, я знал, хотя ни разу не поймал ничего, несмотря на то что каждое лето часами просиживал с удочкой. Но прежде рыбная ловля сама по себе была не важна, так, развлечение, но сегодня — совсем другое дело. Сегодня мне повезет! Сегодня счастье должно мне улыбнуться! Нежные девичьи глаза сопровождали меня во всех смелых и трудных делах, наблюдали за каждым движением, а золотистый солнечный свет грел приятно плечи и затылок, играл в листве, обволакивал молодые березки, так что они выглядели натянутыми парусами: сегодня у меня будет рыба! Одна? Нет, уйма, много больше, чем требуется одному человеку для пропитания… однако ее можно сушить, вялить, солить, в общем, как поступают настоящие рыбаки. Может, даже останется немного для тети Линны и дяди Кристена, пусть увидят, каким я стал взрослым и практичным…
Сегодняшний день должен, должен быть счастливым!
Я закинул удочку и вошел в воду. Речка здесь была неглубокая, так что я мог следить за беспомощным танцем дождевого червя по гладким белым камням, лежащим на дне; но он удалялся быстро, почти исчез из виду, ле́са дяди Кристена была короткая, поэтому я вытянул ее и проверил насадку; потом вновь закинул против течения и наблюдал за бестолковыми червячными пируэтами.
Я нашел себе укромное местечко на большом, выступающем из воды ровном камне. Речка была здесь приблизительно пять-шесть метров в ширину. На другом берегу до самой воды рос ольшаник, оттуда доносилось хлопанье крыльями, шелест, шипенье, щебетание, стрекотание… и еще один неясный и непонятный звук, который я принял за дуновение ветра, потому что сидел и мечтал. В отдалении между деревьями даже будто слышал шаги, но решил, что это игра моего пылкого воображения.
Поверхность воды серебрилась. Червяки разных цветов хаотично метались, пытаясь выманить рыбу в теплый и тихий день в июле месяце, месяце изобилия, который уже одарил меня своей щедростью.
Голову распирало от мыслей, слишком стремительных, чтобы удержать их и по-настоящему осознать… в основном незначительных и разбросанных: о Герде, об удивительной Герде Бергсхаген, которая оказалась совсем не толстой и не некрасивой, как я думал, которая сама просила жать ей грудь, потому что была уверена в моей опытности, кроме того, это был повод для сравнения… которая печалилась, что она слишком «плоская», чтобы стать стюардессой, которая шептала мне «делай, что хочешь!», когда стояла в сарае с хозяйственной сумкой в руках. Стоило вспомнить об этом небольшом головокружительном эпизоде, как сразу пришло ощущение собственной силы и власти, хотя, если по справедливости, так она затеяла все первая. И Катрине… моя ненаглядная Катрине, которую я не видел после своего визита к ней, но, конечно, которую я обязательно навещу. Ведь она приглашала. Она поцеловала меня в щеку, просила заходить… Но виноват сам, откладывал посещение. А он ходит к ней, ходит с ведром молока…
