Стоило бы предложить Генри поговорить подольше, но это прозвучало бы слишком жалобно. Поэтому пришлось солгать про сон. Спать Сората уж точно не хотел. Не теперь.
Генри же, вопреки ожиданиям, заснул, едва забрался в постель. Ночью было немного прохладно, зато к утру тучи разошлись, и выглянуло вполне жаркое июльское солнышко. Комендант выглянул в окно и увидел, как по парку гуляют ученики, наслаждаются теплом после затяжного ненастья. Меж зеленых кустов, особенно ярких и сочных после дождя, мелькала светловолосая макушка Сэма Чандлера, его друг с наушниками и плеером сидел на скамейке и щелкал кнопками. Девушки дурачились, брызгая друг в друга дождевой водой, как самые обычные девчонки их возраста. Не было видно только Николь.
– Смотри, Минако! – Чандлер помахал красавице рукой, а, дождавшись, когда она посмотрит в его сторону, жестом фокусника вытащил из-за спины букетик, цветы для которого он, похоже, нарвал со всего парка. Хибики отвлекся от плеера и неодобрительно покачал головой, зато Минако пришла в настоящий восторг. Ребята о чем-то заговорили, активно жестикулируя и смеясь. Генри приоткрыл створку и облокотился на подоконник. Шаловливый солнечный лучик упал на нос, и мужчина чуть сдвинулся, прислоняясь головой к откосу. И из этого положения внезапно разглядел стоящую поодаль от сокурсников девушку.
Николь неуверенно переминалась с ноги на ногу, цепляясь за свой локоть, обнимая себя за плечи и снова безвольно опуская руки. Позади нее темнело пятно, плохо различимое, как блик на фотографии. Макалистер подобрался, подался вперед, выглядывая из окна. Ода подняла глаза и увидела его.
– Чокнутая Николь пришла! – Минако указала на нее пальцем и заливисто расхохоталась. – Намиловалась со своим воображаемым другом?
Курихара поднялся и пошел прочь.
Генри нахмурился. Солнечная теплая картинка рухнула, как карточный домик, после нарочито громкой и обидной реплики. Ода сжалась, обхватила себя за плечи и развернулась, чтобы уйти. Тень за ее спиной колыхнулась легким облачком и растворилась.
После этого Сэм принялся что-то доказывать Минако, но недостаточно громко, чтобы его слова можно было услышать из здания, а Николь уже скрылась в густоте английского парка.
Все произошло довольно быстро, и вот уже смотреть из окна стало просто не на кого. Генри с сожалением покинул наблюдательный пост и, одевшись, отправился в столовую, откуда планировал не спеша начать свой рабочий день.
До места назначения он не дошел всего ничего – столкнулся с Чандлером на повороте и едва устоял на ногах, так торопился юный австралиец. Его мрачного друга видно не было, никого другого тоже, и лучше момента для разговора не придумаешь.
– Постой-ка, Сэм. – Макалистер преградил парню дорогу, буквально блокируя узкий коридор своим телом. – Не расскажешь ли мне, что за инцидент у вас сейчас произошел с Николь?
Сэм дернулся вправо, потом влево, не смог обойти коменданта и обреченно вздохнул:
– Какой еще инцидент? – Он кинул взгляд Генри за плечо, но, похоже, ничего, что могло бы его спасти, не увидел. – Не было никакого инц… как его там? Инцидента. Не было ничего. Пустите в столовую, очень есть хочется!
Однако Генри был неумолим, хотя и сам бы сейчас не отказался от сытного завтрака, вышедшего из-под руки Кимуры.
– Только если будешь отвечать на вопросы быстро и честно. Почему вы игнорируете Николь?
Сэм тоскливо взвыл:
– А, черт!.. Ну вы сами посудите, – он замялся, подбирая слова, – стали бы вы общаться с человеком, у которого не все дома? То есть у нас всех кукушка поехала, но не так, как у нее. Она сказала Акеми, – парень понизил голос до интригующего шепота, – что видит призрак Накамуры Хироши. Типа, он вроде как умер, а вовсе не отчислился. Прикиньте? Это ж как надо головой тронуться? Нет уж, увольте. Я со своими тараканами едва справляюсь, чтобы чужих приваживать.
Воспользовавшись замешательством британца, Сэм проскользнул мимо и унесся в направлении столовой, оставив Генри переваривать поток бессвязной информации.
Сората весь день до самого вечера, на который имел планы, его отнюдь не радующие, чувствовал себя неспокойно. Желание как-то помочь Генри никуда не делось, но въевшееся под кожу стремление отгородиться от чужих проблем, чтобы не думать о своих, заставляло его раз за разом возвращаться к мысли – нужно ли ему это делать?
