Из-за плотно закрытого окна в кабинете не хватало воздуха, поразительная духота давила на грудь, а по спине под футболкой стекали капельки пота. Генри замер посреди комнаты, внимательно огляделся. Фонарик был с ним, но подвязанные шнурами шторы не скрывали ничего, и малейший всполох света мог бы выдать вторжение.
Макалистер готов был скрипеть зубами от досады – в последнее время его преследовали неудачи, и он терял веру в себя. Что в кабинете Акихико еще могло быть ему полезно?
Генри обвел помещение внимательным взглядом и вновь остановился на портрете. Он занимал почти всю стену и был настолько пасторально-милым, что представить на его фоне окутанного загадками зама не получалось. Но Генри влекло к нему.
В коридоре шаркал Сората, ждал его возвращения. Сората… Возвращение…
Генри все же включил фонарик и обвел лучом резную картинную раму. Они с Соратой как-то соотносили чертеж здания и примерный план тайных ходов, и, представив в голове картинку, Макалистер сообразил, что именно за этой огромной картиной, скорее всего, скрывался один из них. Слишком толстая, необоснованно толстая стена на плане выдавала секрет. Генри едва не расхохотался над собой – главную улику едва не упустил. Он приблизился и так и замер, не решаясь поднять головы. Воздух, вдруг ставший ледяным, обжег кожу.
В коридоре слышались голоса.
– …почему вы не спите?
Генри постарался сфокусироваться на этом звуке, поймать ускользающую реальность за хвост, потому что уже чувствовал, что в кабинете он больше не один. Он резко вскинул голову и увидел призрачную пару с лицами, сквозь которые просвечивали голые черепа.
Они выходили из полотна. Генри не мог оторвать взгляда от тянущихся к нему костлявых рук, закованных в кандалы, длинные цепи, беззвучно лязгающие звеньями, уходили вглубь картины, как в трясину. Страдание связанных душ, почти физически ощутимое, навалилось на Генри, смяло, обездвижило. Он пытался хватать ртом воздух, но ужас сжимал горло. Призрачные пальцы шевелились так близко, что исходящий от них смертельный холод оставлял на коже тонкий налет инея. Женщина раскрыла рот в истошном вопле, отголосок которого настиг британца сквозь границу жизни и смерти, и вместе с этим криком до него дошло осознание того, кто же перед ним. И это оказалось настолько страшно, что Генри не смог вынести. С позорным вскриком вылетел в коридор, оттолкнул с дороги замешкавшегося Сорату и побежал в свою комнату.
Ужас плескался внутри, Генри было и жарко и холодно одновременно. Он затормозил чисто инстинктивно, когда почувствовал легкое сопротивление воздуха возле своей двери.
– Макалистер-сан! – Юми наполовину возникла в воздухе, как не до конца проявившийся кадр, и испуганно затараторила. – Вы были у Акихико? Зачем?! Зачем вы туда полезли?
Девочка давно не появлялась, и Генри успел забыть покалывающие ощущения в теле от столкновения с ней. Но говорить не смог бы при всем желании, только взглядом намекнул на продолжение.
– Вы не должны были этого делать! Это опасно. – Юми заломила тонкие полупрозрачные ручки. Нахмурилась, закусила губу. Совсем как живая.
– Почему?
Она замерла, точно остекленела.
– Говори, что знаешь, – велел Генри хрипло. – Про Дайске, про похищения детей, про… – он запнулся, – …про его родителей, души которых он навечно приковал к картине.
Юми всхлипнула, и Генри показалось, что она точно заплачет. Но призраки не умеют плакать, даже когда очень хотят.
– Он… Акихико, он… – Девочка прижала ладошки к груди и решилась: – На самом деле он всех нас…
Личико Юми сморщилось, по невесомому телу прошла рябь, и на глазах у Генри призрак исчез.
– Юми? – Макалистер, еще не веря, протянул руку. – Юми? Юми, нет… Черт!
Он бессильно ударил кулаком по двери. Не помогло.
Генри снова не сомкнул глаз до самого утра. Категорическая нехватка нормального сна уже успела сделать его нервным, дерганным и заторможенным. Разглядывая себя в зеркало, мужчина не мог не замечать, какой бледной стала и без того светлая кожа и как болезненно покраснели веки, даже волосы будто бы потускнели. К тому же во время бритья рука дрогнула, и щеку перечеркнула досадная кровоточащая царапина – вроде бы не больно, но увидев кровь на своих пальцах, Генри ощутил тошноту. Оттого и за завтраком кусок в горло не лез.
