Джулиан Ассанж: Неавторизованная автобиография - страница 17

В бегах мы научились не только путешествовать с минимумом снаряжения и запасов, с крошечными суммами денег, но и выживать в уродливых условиях. Неустроенность стала нашей нормой, и мы неплохо с нею справлялись. Австралиец Нат Бьюкенен (Старый Блюи), талантливый исследователь Австралии, любил путешествовать налегке и чувствовал себя совершенно независимым. Книга, написанная его правнучкой Бобби Бьюкенен, In the Tracks of Old Bluey («По следам Старого Блюи»), показывает нам человека, знавшего Квинсленд, понимавшего, как сосуществовать с животными и людьми; человека темпераментного и смелого, умевшего преодолевать жизненные трудности. Как и мы, Бьюкенен был бродягой ирландской породы, и, подобно нашим предкам, он передал свои привычки детям. Разница, правда, в том, что Старый Блюи шел за природой в поисках самого себя, как странник; а мы стремились затеряться, словно изгнанники, но нас преследовали силы природы, с которыми мы едва-едва могли справляться. Нат был первопроходцем, он первым, как писала Бобби, «пересек плато Баркли с востока на запад и первым провел большое стадо племенного скота из Квинсленда до конца Северной территории». Старый Блюи умер в 1901 году, за восемьдесят с лишним лет до того, как мы с мамой и братом, чувствуя себя беглецами, ехали через пустыню Танами. «Нат был колоритной и даже загадочной личностью, и история его жизни настолько занимательна, что не нуждается ни в каких преувеличениях», – говорится в книге.

Мать сменила имя. Мы сообразили, что у Лейфа есть знакомые в управлении социального обеспечения – должно быть, налаженные связи в секте «Семья» работали безотказно. Таким образом, было правильным сменить имена, которые вводятся в государственный регистр. Но Лейф, человек весьма разговорчивый и обаятельный, мог убедить любого информировать его о нашем местонахождении, и он действительно всегда мог нас найти. Мы тогда жили в Фернтри-Галли, когда узнали о зависимости Лейфа от культа Анны Гамильтон-Бирн – нам рассказал об этом один частный детектив. Мне исполнилось шестнадцать, и я понимал, что наша история подходит к концу. Я чувствовал себя уже практически взрослым мужчиной и был готов дать открытый отпор Лейфу. Здесь можно поговорить о процессе возмужания и чувстве неудовлетворенности собой, но скажу лишь, что твердо знал: я смогу уделать его, и вроде он тоже об этом догадывался. Однажды, когда Лейф крутился рядом с нашим домом, я просто подошел и сказал, чтобы он валил отсюда на хрен. Благодаря тону, каким это было произнесено, повторять мне больше не пришлось. После той встречи мы его не видели. Какое-то время он боролся за право иметь доступ к моему брату, но все его прошлое оказалось против него, и Лейф исчез из нашей жизни.

По правде сказать, пока Лейф преследовал нас по всей Австралии, мой ум был занят не только им и мамиными проблемами. Мне всегда нравилось браться за разные механизмы, разбирать их, а потом собирать заново. Полагаю, сказывалась врожденная склонность к технике, которая не ограничивалась только потребительским интересом: включать и выключать разные приборы. Нет, я хотел понять, как они работают. После ухода Бретта закончился первый период моей жизни, и я был подготовлен к дальнейшему стремительному развитию. В магазине в Лисморе я обнаружил какую-то странную машину, которая меня просто загипнотизировала, я сразу почувствовал, что столкнулся с чем-то принципиально новым. Машина стояла в витрине, и ее звали Commodore 64.

Для современного человека компьютер Commodore 64 до смешного примитивен: коробкообразный, из серой пластмассы, с диском, который вдвое крупнее моего нынешнего телефона и у которого объем меньше в сто с лишним тысяч раз. Сегодня смотришь на него и думаешь, что это реквизит, оставшийся после съемок сериала «Звездный путь», – этакое детское представление о том, каким окажется будущее. Но для меня, ребенка из провинциального австралийского городка, он действительно был будущим, и я хотел его понять.

Когда мне исполнилось шестнадцать, компьютер уже овладел моим сознанием. Это было начало новой жизни. Не то чтобы в старой не было ничего притягательного – конечно, было, и до сих пор оно чувствуется, – но в определенном смысле я говорил только с компьютером и посредством компьютера; благодаря ему я уносился от всех бытовых проблем прямо в бесконечность, где моя индивидуальность рассыпалась на множество «я» и полностью растворялась. Позже вопрос о том, кто я есть, преследовал журналистов самого разного толка. Был ли я высокомерным или безумным? беспечным, управляемым или склонным манипулировать другими? ранимым или толстокожим? или тираном? Но та личность, которую они обсуждали, возникала лишь в их умах. Это была их фантазия. Я лишь пытался делать свою работу, невзирая на давление, и вовсе не задумывался, кто я, по крайней мере в том смысле, в каком обсуждали меня они. Сегодня люди любят поиграть в свои разные личности, им все вокруг кажется мыльной оперой. Но, утверждая, что мое «я» находится где-то вне меня, я говорю в точности то, что имею в виду: когда за душой есть компьютер и проект на всю жизнь, ты не тратишь время на пустую суету в погоне за своей индивидуальностью. Ты с головой уходишь во что-то большее и служишь ему так, как можешь.