Кроме барабанной дроби в голове я не слышал никого и ничего, пока по стеклу не застучали крупные дождевые капли. Глядя в окно на потоки воды, извергающиеся на землю, я принял окончательное решение. Я или сойду с ума или умру, третьего не дано, но прежде я должен узнать, в чем смысл всего, ради чего я рисковал и с чем боролся. Только он может дать мне ответ, и я сделаю так, как он хочет. В распахнутое окно влетели холодные брызги дождя, пронизывающий до костей ветер взметнул занавески. Я знал, что стена под окном оплетена сетью тонкий прочных веревок, что служили опорой для вьющихся по каменной кладке растений. Сейчас, в середине мая, зелени еще было мало, но меня интересовала не она. Я видно был безумен в тот момент, когда перелез через подоконник и, ухватившись за веревки, начал опаснейший спуск.
Порывы ветра пытались оторвать меня от стены и бросить оземь, ливень хлестал больнее кнута, и все же мне удалось невредимым добраться до земли. Не удержавшись на ногах от напряжения, я упал в грязь и только таким образом смог привести мысля в порядок. Стоит сказать, однако, что единственным, что занимало меня, было то, как незамеченным миновать пространство перед домом и выбраться на дорогу. Сумятица в моей голове достигла апогея. Я со стоном сжал пальцами виски. Свет горел в окнах гостиной и кухни — как раз там, где мне предстояло сейчас пройти, и я неминуемо был бы замечен. Очередной шквал ветра подтолкнул меня в спину, точно подсказывая направление. Я сделал несколько невольных шагов вперед, потом уже по своей воле обогнул восточное крыло и оказался в маленьком декоративном саду. За ним давно никто не ухаживал, и сад медленно, год за годом, сливался с примыкающей к нему пустошью. Именно туда я и направил свои стопы. Сложно описать, что испытывал я, бредя под проливным дождем и леденящим ветром по мрачной безрадостной равнине по колено в жидкой грязи. Наверное, я не чувствовал ничего, ни холода ни страха, только маниакальное желание двигаться вперед, туда, где меня ждали. Это может показаться странным, но каждый следующий шаг к цели давался мне все с большей легкостью, словно я освобождался от тяжкого груза. Из-за свинцовых туч, заслонивших от меня небо, было весьма сложно определить точное время, а часы остались лежать на прикроватной тумбе. Не знаю, почему, но меня не покидала уверенность, что я должен успеть к закату. Подвезти меня было некому — непогода оставила меня совершенно без попутчиков, отчего моя одинокая фигура посреди равнины выглядела особенно странно. Дождь прекратился внезапно, открывая моему взору пока еще маленькие и робкие островки синего неба. Солнце клонилось к горизонту, но в запасе у меня оставалось еще несколько часов.
Только поняв это, я впервые почувствовал укол страха. Несмотря на липнущую к телу насквозь мокрую одежду меня бросило в жар.
Что я делаю здесь? Зачем пришел на дикий морской берег, один и в преддверие ночи? Я верно и впрямь сошел с ума, раз поддался зову проклятой метки. Паника схватила меня за горло, дыхание вмиг перехватило. «Ты поймешь свое предназначение и придешь ко мне с радостью, как к доброму другу, — припомнил я слова Лео Гранта, услышанные мною во сне, — Я заключу тебя в объятия, и ты сразу почувствуешь наше единство. Ты был создан, чтобы стать моим продолжением, моей тенью». Я прикрыл глаза, но волнующееся темное море не желало исчезать, проникая даже сквозь опущенные веки. Что ж, раз моя история началась здесь, то пусть здесь и закончится. Я готов… Стоило мне только произнести мысленно эти два коротких слова, как ледяной шквал швырнул мне в лицо соленые брызги, и я, ослепленный и оглушенный ревом стихи, отчаянно потер глаза кулаками. За одну секунду пейзаж изменился. Со своего места я обозревал пространство на много миль вглубь залива, и ничто не могло приблизиться к берегу незамеченным. И все же вопреки законам природы на присмиревшей глади воды покачивался корабль, не узнать который было невозможно. На фоне кроваво-красного неба с прослойками сиреневых облаков призрачным светом горели огни Святого Эльма, быстрые и переменчивые, точно большие светлячки, перелетающие с мачты на мачту, с реи на рею. Это было по-своему красиво, насколько вообще может быть привлекательной смерть. Я спустился по узкой тропинке на усыпанный камнями пляж. Море только казалось спокойным, но стоило мне вторгнуться в его пределы, как тут же бурный поток едва не опрокинул меня. Под ноги то и дело попадались острые камешки и ракушки, мокрые брюки мешали идти, и я уже с дрожью представлял, что придется плыть, а ведь нас с «Каллисто» разделяло немалое расстояние. Опасения мои не оправдались, ибо от парусника отделилась шлюпка и медленно и ровно, ничуть не страдая от возмущенных волн, направилась ко мне. Я похолодел, насколько это было возможно по пояс в холодной воде. С ужасом следил я за высокой фигурой на носу шлюпки.
