— Кто передал?
— Мистер Коллинз. Я оттолкнул девушку в сторону и выбежал на крыльцо, однако Перси и след простыл. Я развязал шнурок и вытряхнул на ладонь содержимое мешочка. Это оказался маленький флакон с мутной бесцветной жидкостью. Первым моим порывом было выбросить эту дрянь, меня передергивало от одного только его вида, а прикосновение стекла к коже вызывало отвращение. Я догадывался, что вижу перед собой еще одно из изобретений отца, но не вытяжка из лекарственных трав, а нечто куда более мерзкое и опасное. Я не желал держать это в руках и вообще вносить в дом, но и выкинуть не мог — что-то во мне тому сопротивлялось. Никто из нас и не подозревал тогда, что близился финал этой запутанной истории. Итак, тревожное чувство, что лишало меня покоя и сна, стремительно нарастало. По совету невесты, я перебрался в гостиничный номер в городе, но это никак не облегчило моих мук, к тому же, находясь в одиночестве, оторванный от любимых людей, я в удвоенной мере ощущал чудовищный груз, давящий на мой рассудок и в большей степени на саму мою душу. Не выдержав и суток, я позорно бежал под крыло родного дома, гонимый первобытным страхом лишиться всего того, что делало меня мной.
Да, я безумно боялся, и мне не стыдно в том признаваться, ни тогда, ни сейчас, ни когда бы то ни было еще. Вряд ли кто из людей способен вообразить себе тот ужас, что обуревал меня при одной мысли о бригантине под истрёпанным парусом и ее проклятом капитане. Суша более не казалась мне надежной защитой от сил зла, с коими я столкнулся на просторах седого океана. Я понимал, что настанет день, когда я не смогу больше владеть собой и по доброй воле приду туда, где окончится мой земной путь. И вот этот день настал. Как обычно бывает со смертельно больными, утро перед роковым днем я встретил в необычно бодром расположении духа. Солнце, разбудившее меня, было особенно яркое для здешних мест и радовало глаз, пустошь, на которую выходили окна моей спальни, сияла красками, незаметными в пасмурную погоду. На миг мне почудилось, что я спал и видел дурной сон, но раскрытая тетрадь на письменном столе и пара резких горьких фраз, вписанных моей рукой, а также ненавистный стеклянный флакон рядом с нею существенно остудили мой пыл. И все же нельзя было не признать, что в череде беспросветных дней это утро выделялось наиболее выгодным образом.
— Боже милостивый! — воскликнула, едва завидев меня спускающимся в столовую, миссис Гроув, — Вы улыбаетесь! Я поприветствовал домоправительницу и широким уверенным шагом прошел в столовую. И первым, кого я увидел, был Перси Коллинз — благодаря дикой расцветки фиолетовому костюму он был бы виден даже из ближайшей деревни. Коллинз тоже заметил меня и отложил приборы в стороны:
— Доброе утро, Джон. Наша добрая хозяйка сказала, что ты не спустишься к завтраку. Настроение мое резко упало после того, как я понял, что для меня не приготовили приборов, меня просто не ждали.
— Что ж, я пришел, однако прошу вас, продолжайте, я позавтракаю на кухне. И сам удивился тому, как ядовито прозвучали мои слова. Похоже, дьявольское семя засело во мне глубже, чем кто-либо мог предположить. Я повернулся, чтобы уйти, и Агата, звякнув посудой, поднялась из-за стола:
— Нет! Не уходи, я распоряжусь, чтобы тебе принесли завтрак. Ее забота была, как всегда, трогательна и мила, но момент был утерян, утро утратило все свое очарование. Возле лестницы Агата нагнала меня:
— Как неловко вышло, прости, пожалуйста, — она остановилась в двух шагах позади меня. Я отчетливо слышал ее тяжелое дыхание и легко мог представить, как горят румянцем ее щеки и вздымается грудь. И все же я не обернулся:
— Ерунда. Право, не стоит извиняться. Я вернусь к себе и почитаю. Глаза ожгло огнем, и я отстраненно отметил, что готов заплакать. Как ребенок.
— Джон, посмотри на меня. Я нехотя повернулся и замер. Увиденное повергло меня в шок. На месте Агаты стояла скорбная фигура в глухом черном платье и шляпке с длинной траурной вуалью. Женщина прижимала к груди руки в черных перчатках, пальцы нервно мяли кружевной платок. С губ моих сорвался стон, когда я разглядел заплаканное лицо незнакомки. Голубые глаза ее были полны слез и смотрели на меня с печалью и упреком. Видение длилось всего несколько секунд, но не узнать в нем Агату было невозможно. Я ни разу не видел ее в трауре, и понимал, что это значит. Она снова станет вдовой. Сердце гулко стучало где-то в ушах, барабанной дробью сопровождая мои панические мысли. Я должен бежать, иначе причиню боль самым дорогим для меня людям. Вещи из шкафа летели на пол, я хотел собрать чемодан, но передумал, руки тряслись, и я ничего не мог сделать нормально. Периодически кто-нибудь из домашних стучал в дверь и, не получив ответа, уходил. Небо темнело буквально на глазах, так же, как темнел и помрачался мой разум.
