Странный бродяжка придержал серебряное стремя, и Иллари легко вскочил в седло. Он уже стиснул коленями бока лошади, но с места не двинулся. Странный Бродяжка держал правой рукой стремя, левой – повод, и смотрел на Иллари.
– Что тебе нужно? – спросил Иллари, с трудом подавляя раздражение. Единственное, за что нельзя требовать ни платы, ни благодарности – это спасение жизни. Любой житель Иматравы скорей умрет, чем помыслит даже о вознаграждении. Разве вот только шваль распоследняя… и то нет. Ну, значит, совсем распоследняя. Одно дело, когда тебя спас человек, знающий законы чести, и совсем другое – если ты обязан жизнью какому-то подонку. Неприятно вроде. Унизительно.
– Что тебе нужно? – резко повторил Иллари.
– Жить, – коротко ответил бродяга. Иллари смягчился. Это еще куда ни шло. Жизнь за жизнь – с любой точки зрения приемлемо.
– Пить. Есть. Одеваться, – пояснил бродяга. Да, подумал Иллари. Действительно. Впалые щеки, прозрачные пальцы. И эти лохмотья, и грязь. Странно, что парень не попрошайничает. Пожалуй, это все же интересно.
– Что ты умеешь? – спросил Иллари.
– Ничего, – ответил бродяга с подкупающим спокойствием. Иллари усмехнулся.
– Действительно интересно, – произнес он. – До сих пор у меня не было вассалов, не умеющих ничего. Во всяком случае, ни один не признавался.
Юноша улыбнулся и отступил на шаг. Закатное солнце брызнуло ему в лицо. Иллари ахнул.
До сих пор он думал, что глаза бродяги только кажутся лиловыми, а теперь увидел, что они и в самом деле лиловые. Очень темные, до черноты, но все-таки лиловые.
– Во имя трех праведных солнц! – выдохнул Иллари. – Джет?!
Бродяга чуть наклонил голову и опустил ресницы, затеняя глаза.
– Впервые в жизни, – тихо и медленно, словно не веря собственным словам, выговорил Иллари, – я вижу не сумасшедшего джета. Слушай, а может, ты все-таки… того, а?
– Понятия не имею, – искренне ответил джет.
– Значит, все в порядке, – убежденно заключил Иллари. – Был бы безумен – сказал бы, что в своем уме. Нет, но это и правда интересно. Вассала из джетов у меня никогда не было. И ни у кого не было.
Юноша как-то сразу тоскливо съежился, обмяк.
– Я, пожалуй, пойду, – неохотно сказал он.
– Постой! – Иллари успел поймать его за худое плечо и развернуть к себе.
– Ты, похоже, действительно «того.» Что случилось?
– Вы слишком храбрый человек, – ответил джет.
– А что, это плохо? – развеселился Иллари.
– Для вас – да. Если вы будете всем и каждому рассказывать, что вам служит джет, я за вашу жизнь и обрезка ногтя не дам. Вы очень добры ко мне, и я не хотел бы отплатить вам черной неблагодарностью. Так что я пойду.
Он не попытался вырваться, но ждал с прежним спокойным достоинством, пока Иллари ослабит хватку. Иллари недолго размышлял. От слов юного джета явно попахивало придурью, если не хуже, но говорил он с такой детской серьезностью…
– Послушай, – Иллари притянул юношу к себе и попытался придать своему голосу такую же детскую серьезность, – а если я не скажу никому? Ну? если это будет наша с тобой тайна? Пойдешь со мной?
– Да, господин, – ответил джет без колебаний.
Когда джет, чистенько отмытый и одетый во все новое, предстал перед Иллари, дабы принести ему вассальную клятву, сказать, сколько же ему лет, стало еще затруднительней. Слишком уж взрослое достоинство появилось в его походке. Но взглянув на нежную кожу на висках джета, Иллари решил, что первое впечатление было правильным: пятнадцать, от силы шестнадцать.
Юный джет оказался очень и очень недурен собой. Тонкие черты лица пребывали в спокойной гармонии. Кожа отливала ровным, нежным золотом, как речной песок на рассвете. Великолепные черные волосы то отблескивали вороново-синим, то наполнялись медовыми рыжими вспышками. Из этих волос джет соорудил себе замечательную челку, затенявшую взгляд.
– Думаешь, это тебе поможет? – усмехнулся Иллари при виде челки.
– Думаю, да, – серьезно ответил джет. – Все будут смотреть на челку, а в глаза – никто. Люди редко так наблюдательны, как вы, господин. Обычно человек невнимателен к себе подобным. Большинство людей не помнит, какого цвета глаза у лучшего друга, и под страхом смерти не вспомнит.
