Когда во вторник по-прежнему не было ни ответа ни привета, я снова подошла к телефону. Я столкнулась с неразрешимой загадкой. Я же вовремя опустила письмо в почтовый ящик, подчеркнув свое имя и обведя свой номер телефона, почему же она молчала? Прошло немало времени, прежде чем на том конце взяли трубку. Я нетерпеливо притоптывала ногой по полу и физически чувствовала, как зовет ее мой звонок.
И действительно, сигнал был услышан. Какое-то эхо, молчание и наконец, вся похолодев, я услышала незнакомый голос!
- Алло?
Вначале я даже ничего не смогла ответить. Низкий любезный мужской голос озадачил меня.
- Я звоню Дженнифер Винкелман, - вымолвила я.
- Ее нет.
- Как так нет? - Я не сдержалась.
- Она ушла в турагентство... - Голос был исключительно доброжелательный. Может быть, она вам перезвонит?
Вероятно, меня больше всего поразил иностранный акцент, с которым говорил этот человек. Кто это, кто это мог быть? Не ее муж, уж точно, не этот таинственный дирижер из Лондона. Диковинные, ни на что не похожие модуляции голоса этого человека давали ощущение, что я сейчас говорю с необыкновенно добрым и беззащитным существом. Я запросто сообщила ему, что Дженнифер Винкелман знаю с детства и что какое-то общее воспоминание хранится в моем сознании, но оно скрыто где-то очень глубоко в моих самых сокровенных мечтах, красивое, круглое и свежее как пузырек воздуха.
- У вас есть под рукой ручка? - наконец решительно спросила я.
Тщательно по буквам я продиктовала свое имя. Он каждую повторял за мной. Ну, конечно же, она должна мне перезвонить, самое позднее сегодня вечером.
Красные машины. Одетые в синее и желтое дети. Фиолетовые осенние астры. Я побродила по улицам и вскоре очутилась неподалеку от ее квартиры. На тротуаре спала собака. Проезжающий мимо на велосипеде подросток выкрикнул грубое ругательство. Я сделала вдох, не особенно огорчившись. Моим настроением владела беззаботность, которая охватывает, когда ты знаешь: что бы ни происходило в жизни, это касается только тебя одной. А кого же еще? В самом деле это не повод для печали. С какой стати? Когда я подходила к ее дому, я заметила, что входная дверь приоткрыта. Меня это не удивило, скорее я усмотрела в этом хороший знак. Случайностью это быть не может, с благодарностью подумала я, пускай мой телефон опять целый день молчит, зато дверь ее дома для меня широко открыта. Я чуть-чуть толкнула дверь из лакированного дерева и вошла в вестибюль.
Вообще-то мысль о том, чтобы переступить порог чужого жилища, всегда вызывала у меня отвращение. Столкновение с тебе не принадлежащими вещами ковровая дорожка, шкаф со счетчиком внутри - мне всячески претит, выбранный цвет дерева никогда не нравится, а вдыхать чужие затхлые или прогорклые запахи представляется мне откровенной непристойностью. Но на этот раз у меня ничто не вызывало раздражения. Я вступила в сумеречную пустоту лестничного проема так, словно была в этом доме своим человеком, и уже через несколько секунд перешагнула, ничуть не смущаясь, порог гостиной, да-да, дверь в квартиру тоже была открыта, и вскоре я поняла почему: там паковали и выносили вещи, спускали вниз чемоданы.
Судя по всему, я застала момент передышки. Воздушным шаром в воздухе повисла тишина. Посреди комнаты стоял мужчина, я сразу поняла, что это мой телефонный собеседник, крепкого сложения, с темными волосами и кудрявыми бакенбардами. Он смотрел на меня без тени удивления, но в то же время ничего не говоря. Я отвела глаза. Оглядевшись, я увидела чемоданы, коробки, выдвинутые из шкафов ящики и почти замаскированную всем этим, лежавшую на диване под окнами Дженнифер Винкелман. Глаза закрыты, одно бедро выдается вперед, ее поза не оставляла никаких сомнений - она спала. Затем я заметила ее ребенка, девочку. Она стояла на пороге соседней комнаты в старомодном взрослом платье со скошенным подолом и не мигая смотрела на меня.
Вот и все. Три человека, из которых один спал, а двое молча смотрели на меня. Больше ничего не было, не считая мебели, картин, фотографий, пальто, зеркала, чайного прибора, тапочек, выглаженной и сложенной одежды, бумаги, газет, сумки со сломанной удочкой, очков на шнурке... предметов, которые мне один за другим попадались на глаза, нарушая тем самым неподвижность представшей моим глазам живой картины. Ее откровенная домашность (я оценила это, еще стоя на пороге) меня ни секунды не удручала.
