— Я застрял здесь, — сказал он. — Две недели. Похоже, я уже застрял по пазуху в этом болоте.
Он потер свою заросшую темной щетиной щеку, и Тобиас заметил подергивание щеки от начинающегося тика.
— Вы увязли со мной, и я увяз с вами. С каждым прошедшим днем и вам и мне становится только хуже. Для меня вы придумали вашу эпидемию. Вы, разумеется, не могли предполагать, что это может окончиться так прискорбно.
— Я едва ли повинен в случае с пневмонией.
— Я же сказал, что вы не могли этого предполагать. После этих слов наступила пауза, и Тобиасу показалось, что ему угрожают.
— Я не дождусь, — продолжал Джек, — когда смогу пуститься в путь, но я не могу сделать этого, пока не найду Генри Фиппса. Как только увижусь с ним, тотчас же уеду. Задержка не входила в мои планы, но такова жизнь. — Он промолчал. — А то, что вы сделали с магнетическими флюидами мистера Спинкса…
Тобиас Отс посмотрел в лицо каторжника — кустистые черные брови, сухие потрескавшиеся губы. Это было отталкивающее, недоброе лицо.
— Думаете, меня можно шантажировать?
— Я хочу получить то, что мне причитается: имя этого «Ловца воров».
— Убирайтесь к черту, жулик вы эдакий!
У Мэггса дернулась щека, тик усилился. Тобиас заметил это.
— Вы мне обещали.
Глядя в сверкающие гневом глаза противника, Тобиас вдруг понял, что потерять его он не может.
— Вы продали мне четырнадцать дней, Джек Мэггс. Я воспользовался лишь одиннадцатью из них.
— Но прошло уже две недели со дня нашего договора.
— Вы были у меня на сеансах всего одиннадцать раз. Каторжник прижал свою изуродованную руку к дергающейся щеке.
— Два дня, — принялся объяснять Тобиас, — у меня ушло на поездку в Брайтон — туда и обратно.
Мэггс никогда ничего не просил. Это было видно по нему — он будет стоять прямо с высоко поднятой головой. Но сейчас все было не так, и Тобиас необъяснимым образом понял, что Мэггс готов был сломаться.
— У меня есть деньги. — Джек попробовал улыбнуться, но тик не позволил ему этого. — Двадцать гиней. Как вы на это смотрите? Я заплачу вам за адрес этого человека. Если будут другие расходы — я в вашем распоряжении.
Сумма потрясла Тобиаса. Он как-то резко и недоверчиво хохотнул.
— Тогда назовите вашу сумму. — Мэггс уже сидел на краю кресла. Подергивание мышц лица разительно изменило его — от боли оно стало странно бледным и морщинистым. — Тридцать, если хотите. И тогда я исчезну из жизни всех вас.
— Мне очень жаль, старина, — холодно сказал Тоби. — Но вы должны вернуть мне мои три дня.
— Ради всех святых, сжальтесь. Я не могу ждать три дня. Я не выдержу этого.
— Но вы по-прежнему мой субъект, сколько бы ботинок ни меняли.
Но Мэггс почти не слышал его. У него закатились глаза, и он с глухим стоном схватился обеими руками за лицо.
Тобиас смотрел, как его противник медленно опустился на подушки кресла. Горничной, внезапно появившейся из темноты, он сказал:
— Вы можете послать его ко мне завтра утром в девять. Я полечу его.
Когда Тобиас вернулся домой, уже стемнело. Он нашел жену, свояченицу и экономку в кухне, купающих в железной ванночке жалобно плачущего ребенка.
— Что это? Что случилось?
Женщины даже не обернулись в его сторону, и это заставило его пульс лихорадочно забиться.
— Что здесь происходит? — крикнул он, протискиваясь в их круг, и увидел своего сына: лицо бледное, крохотная грудка ребенка воспалена. Вчерашний нарыв превратился в очень твердую опухоль багрового цвета. Когда же папа коснулся ее пальцем, сынок издал жалобный крик.
— Что с ним, Господи! Что это!
— Ведьмино молоко, — пробормотала экономка, тоже легонько коснувшись опухоли кончиками пальцев. — Твердая как камень, — заключила она.
— У него температура, — пожаловалась жена. — Я послала сына бакалейщика за доктором Гривсом, но мальчишка, видимо, чем-то рассердил доктора. Он прогнал его, так ничего и не ответив.
— Этот мальчишка! — сердито воскликнула старая экономка. — Его лучше послать обратно в Ирландию. Ему и его мамаше здесь делать нечего.
— Проклятый Гривс, — невольно вырвалось у Тобиаса, и три женщины с испугом уставились на него, но он стал улыбаться, ворковать и размахивать руками над больным младенцем.
