Резкий, требовательный стук говорил о том, что визитер не знаком с заведенным в этом доме порядком. Тобиас быстро задвинул банку в дальний угол стола, а перед собой положил открытую энциклопедию и, взяв в руку перо, открыл записную книжку. Когда он повернул голову к двери, его поза была такой же, в какой его потом увековечил на портрете Сэмюэль Лоуренс в 1838 году. Он встречал визитера, как встречают его судебные приставы или другие начальствующие лица, умеющие тотчас сбить спесь с любого.
— Войдите.
Дверь открылась, и он увидел перед собой лакея мистера Перси Бакла.
Тобиас Отс смотрел на его забрызганные грязью чулки, испачканные сажей колени и испорченную прическу.
— Плохие новости? — спросил он. Темные глаза недобро глядели на него.
Писатель потянулся к золотому поясу своего халата и сначала развязал его, а потом, передумав, затянул потуже.
— Вернулась боль? — выразил он догадку. Но в такой час? Это озадачило его.
Пришедший сделал полшага вперед.
— Что с вашими чулками?
— Я упал, — ответил лакей и, моргая, оглянулся вокруг.
— Ради всех святых, сейчас пять часов утра.
— Время не терпит, сэр.
— Вас подняли с постели? Неужели такой добрый человек, как ваш хозяин, посылает слуг по своим делам в такое время?
Вместо ответа посетитель как-то странно сжал кулаки, продолжая держать руки по швам. Этот жест был странным и неожиданным и свидетельствовал о такой силе, которую прислуге не дозволено выказывать. Теперь Тобиас уже почувствовал страх.
— Кто-то обидел вас?
— Я прождал вас весь вечер, после того, как вы съели свой пудинг.
Лакей сделал еще шаг вперед. Тоби взял в руки самое тяжелое из того, что лежало на столе, — пресс-папье. В нем было фунта два. Им, как двухфунтовой гирей, пользовались на кухне.
— Где, черт побери, вы ждали всю ночь?
— На улице, — Джек Мэггс закрыл за собой дверь.
— На улице? Не в моем доме?
— А недавно, уже поудобнее, у вас на кухне.
— Вы дрожите.
— Я знаю.
Тобиас, продолжая держать в руках пресс-папье, предложил Мэггсу сесть.
— Какова же истинная причина вашего визита, старина? Мэггс сел на стул, но тут же вскочил и сложил свои большие руки на груди.
— Что вы сделали со мной во время ужина? Короче, сэр, именно это меня интересует.
— Ах вот оно что? Боль вернулась.
— Скажите мне, что вы со мной сделали.
Вместо ответа Тобиас попытался приложить свою руку к больной щеке Джека Мэггса, но тот отшатнулся, недобро разжав губы, показывая десны.
— Вы выведали мои секреты.
— Нет.
— Вот почему все эти джентльмены так странно смотрели на меня, когда я проснулся.
— Вы вправе получить объяснение, — осторожно промолвил Тобиас, — но для этого не надо кричать на меня. Вот я сяду на этот стул, а вы садитесь на мой. Никто не желает вам зла, даю вам слово. То, что вы назвали «странным» взглядом, было человеческой симпатией. Они были джентльменами, а вы были слугой, но они были тронуты вашим состоянием. Вы переполнены призраками, фантомами, мистер Мэггс. Именно они причиняют вам страдания. Вы знали это? Вы знаете, что в вашей голове живут домовые, как жуки в рухнувшем дереве?
— Но как вы заставили меня заговорить? — уже закричал на него Джек Мэггс, снова сев, как тогда на стул, и положив руки на испачканные колени. — Я никогда в своей жизни не говорил во сне, никогда.
— Вчера вечером вы были сомнамбулой.
— Как там это ни называется, но это было ужасно, сэр; человек чувствует, как все, что у него внутри, вдруг выставлено всем напоказ. Это в тысячу раз постыдней, чем явиться к вам в грязных чулках.
— Вы предпочитаете терпеть боль?
— Я готов вернуть себе боль десятикратной силы, если с ней вернутся все мои секреты.
Воцарилась долгая пауза.
— Вы читаете? — наконец нарушил молчание Тобиас.
— Я не невежда, если вы так думаете.
— Тогда вы, возможно, прочитаете эту гладенькую записную книжечку, которая у вашего локтя. Да, это она. Раскройте на третьей странице с конца. Она датирована 16 апреля. Там вы прочтете все секреты, которые вы мне рассказали.
Джек Мэггс смотрел на книжку, но не касался ее.
— О, сэр, — промолвил он очень тихо. — Я думаю, разумно ли будет это делать.
— Откройте ее. Читайте.
