— Скоро приедем, а, парень?
— Да, конечно, — ответил Тобиас и быстро отвернулся.
— И все наши испытания будут уже позади.
— Да, да.
— Поможем мисс Лиззи в ее заботах.
Тобиас вздрогнул от сознания, как низко он пал: теперь его достоинство зависит от того, выдержит ли он подобную наглую фамильярность.
— Мы посетим Генри Фиппса завтра утром, — решительно сказал он и снова отвернулся. Он молил Бога, чтобы лакей сказал ему правду, ибо, если у Констебла на самом деле нет адреса Генри Фиппса, тогда Тобиас будет трупом.
— Это сбывшийся сон, парень. Сон старого бандита, ставший явью.
Несмотря на свои желания убить Тобиаса, Джек Мэггс всю их поездку был с ним необычайно дружелюбным, да и теперь то и дело льнул к нему. Тобиас опасался каждого его объятия. Но сейчас Мэггс всего лишь смотрел на серое небо Лондона, которое на севере все больше темнело и становилось угрожающим.
— Странные мысли порой рождаются в голове человека, не так ли? — промолвил каторжник. — Вспоминая лето в дорогой мне Англии — а я чертовски часто думал о ней, честное слово, — страдая от москитов и гнойников на теле, этих двух особенно мучивших меня неудобств, я часто представлял себе картину, как мы с Генри, покуривая трубки, проводим вместе долгие вечера. Вы никогда не мечтали о таком, Тоби?
— Бывало.
— Софина и я очень любили грозу. Вам не кажется, Тоби, что гроза похожа на Судный день?
Тобиас отодвинулся подальше в угол сиденья.
— Моя Софина всегда так думала. Послушайте, что она говорила: она считала, что все наши беды это пустяк по сравнению с могучей силой грозы.
Тоби попытался изобразить улыбку, хотя ему стало тошно от этого инфантильного философствования.
— Видите эти облака над Холборном? — продолжал его спутник. — Попробуйте разглядеть в них стариковские лица тех, кто способен заставить дрожать оконные рамы. А вон там тот, кто готов устроить вам хороший фейерверк. Но мы с вами переживем все это, вы и я. Тоби, может быть, вы навестите меня и Генри, когда забудете о боли в ваших руках. Они очень болят?
— Можно терпеть.
— Хорошо, я всегда держу свое слово, ибо мы почти на Сесил-стрит, где миссис Бриттен продает свои знаменитые пилюли. Неужели вы ни разу не видели в газетах ее рекламу? Что ж, я быстро получу эти пилюли и уверен, что вы не сбежите от меня, иначе мне придется рассказать вашей жене весьма печальную историю.
Экипаж остановился, и Джек выскочил из него. Вскоре он колотил серебряной ручкой своей трости в черную дверь.
После короткого спора с кем-то за дверью Джек был впущен в дом. Не прошло и нескольких минут, как он снова занял свое место в экипаже напротив Тобиаса, и извозчику было приказано хорошенько хлестнуть кнутом по лошадям. Когда экипаж галопом выскочил на Кросс-стрит, лицо каторжника все еще не изменило своего странного, словно застывшего выражения: вытянутые щеки и глаза, полные яростного гнева. Тобиас даже испугался, что Мэггсу было отказано в лекарстве.
— Все в порядке, Джек? — не выдержав, спросил он.
Тот быстро сунул руку в карман своего «Великого Иосифа» и вытащил маленькую белого цвета фаянсовую баночку.
Тобиас с испугом посмотрел на дрожащие руки Мэггса, но какая трагедия произошла за черной дверью, он так и не узнал. Мэггс снова спрятал баночку в карман своего пальто.
— Я не могу сегодня представить вашего сына, Джек. Вы меня понимаете?
— Но вы сделаете это завтра, Тоби?
— Да.
— В котором часу утром вы сделаете это, Тоби?
— В десять утра, — уверенно ответил Тобиас.
— А вы не могли бы до этого послать ему мои письма? Ему будет полезно прочитать их, прежде чем мы с ним начнем разбираться с нашей историей.
— Я ничего не могу сделать до десяти утра.
— Вы достаточно хорошо знаете меня, Тобиас, чтобы решиться снова врать мне, — заметил Джек Мэггс.
— Я знаю цену расплаты.
Они молчали всю дорогу до Лембс-Кондуит-стрит, и тут Тобиас понял, что Джек Мэггс намерен выйти из экипажа вместе с ним.
— Джек, мне кажется, что история с леди касается только одного меня. В таких делах не требуется посторонней помощи.
— У меня есть свое дело в вашем доме, Тоби.
— Но это личное дело, Джек. Вы должны верить мне. Я не сбегу, ручаюсь.
