— Посмотрели бы вы на себя. А ведь вы думали, что я отрежу вам кое-что.
Тоби стоял со связанными руками в карманах и понимал, какую жалкую и печальную картину он собой представляет.
— А теперь, — сказал Мэггс, — пересчитайте свою мелочь в карманах, Тоби, и убедитесь, что у вас есть ваш пенни с двумя фартингами в придачу. — Сказав это, он обнял Тоби за плечи и прижал его голову к своей груди, заставив вдохнуть в себя то, что навсегда останется для Тоби «запахом каторжника», запахом холодного соленого пота. — Пойдемте, ваша светлость, — ободряюще промолвил Джек Мэггс, — вы подсчитаете свои капиталы по дороге в Лондон.
И двое мужчин зашагали по цветущему лугу к дороге. Высокий и крепкий из них продолжал смеяться, а тот, кто был пониже ростом, с покрасневшим от конфуза лицом, был мрачен и угрюм. Он шел, глубоко засунув руки в карманы брюк, навстречу тому, чего так хотелось избежать.
Когда в Глостере ее плененному мужу помогали сесть в дилижанс, в Лондоне Мери Отс уже спустилась в гостиную и, к своему великому неудовольствию, увидела в ней Лиззи, которая обычно любила понежиться в постели и вставала только к завтраку. Однако сейчас она сидела у окна, сложив руки на животе, словно жена капитана, ждущая мужа из дальнего плавания.
— Этот мальчишка из лавки Джонсов дождется, что его переедут, — сказала Лиззи.
Мери воздержалась от комментариев. Она опустилась на низкий стул, на котором любила кормить грудью ребенка.
— Он перебегает через дорогу за своим обручем, невзирая на экипажи. Так и под копыта лошади попасть можно.
— Лиззи, ты ждешь возвращения Тобиаса?
Свет из окна не падал на лицо ее сестры, оно было в тени, но Мери уловила некую фальшивость в голосе Лиззи, когда та воскликнула:
— Он приезжает сегодня, Мери?
Мери не сочла нужным ответить.
— Сегодня, не так ли? — повторила вопрос Лиззи. Эта неискренность сестры была столь отвратительна Мери, что она не смогла больше притворяться.
— Ты знаешь столько же, сколько и я, Лиззи.
— Нет, я думаю, что ты знаешь больше, Мери. Посмотри, как ты оделась.
Мери тоже заметила, как была одета Лиззи в это утро: на ней было ярко-голубое поплиновое платье и лучшая шаль на плечах.
— Думаю, ты получила от него весточку, — неосторожно настаивала Лиззи. — Потому что надела свое бархатное платье.
Предположение, что она надела свое лучшее платье, дабы понравиться мужу, настолько оскорбило Мери, что ей понадобилось какое-то время, прежде чем она смогла спокойно ответить:
— Видимо, Лиззи, это ты что-то узнала от моего мужа.
— О, Мери, какие странные вещи ты говоришь!
— Не более странные, чем ты, — мрачно изрекла Мери.
Она расстелила на коленях белую салфетку и положила на нее ребенка, а затем, отняв его от одной груди и ласково похлопав по спинке, приложила к другой.
— Мери, ты сердишься на меня?
— Нет, дорогая.
— На что ты так странно намекала? Разве я опять сказала какую-нибудь глупость? Да, я часто болтаю всякую всячину. Я действительно должна перестать читать романы. Из-за них мне снятся странные вещи.
— Я ничего особенного не имела в виду, — сказала Мери, однако разговоры Лиззи об усыновлении младенца остались в ее памяти, словно выжженные огнем. Если бы Лиззи беспрестанно не говорила ей об этом, возможно, Мери никогда бы не обратила внимания, в какой позе теперь любила сидеть ее сестра, удовлетворенно складывая руки на животе, и насколько лиф платья Лиззи стал ей тесен в груди. Эти два симптома буквально грызли ее, а поведение сестры все больше подтверждало, какого характера было ее недомогание.
Мери казалось, будто в доме кто-то умер, но смерти не было, лишь ужасная тревога поселилась в ее душе, однако о ней она никому не могла сказать. Если это была ненависть, то она проявлялась у Мери зудящей сыпью на спине, если она плакала, то это заканчивалось волдырями на губах.
Во многом туповатая Мери, однако, никому ничего не поведала. Что ей делать, она еще не знала.
Вот уже скоро неделя, как она носит в кармане объявление из газеты. Когда она вырезала его своими швейными ножницами, то еще не отдавала себе отчета в том, к чему это может ее привести. В это утро она надела свое лучшее платье, чтобы тот, с кем ей придется увидеться, знал, что, несмотря на все эти обстоятельства, он имеет дело с порядочной женщиной. Закончив кормить маленького Джона, Мери застегнула лиф платья и направилась к двери.
