– Он так и сделал, и представляешь, ты сам дошел до хижины и упал на кровать. – Она улыбнулась и передернула плечами. – Я раздела тебя, согрела, а потом сходила за мясом и всем остальным. Хорошо, до бурана успела! Вот и все.
Я протянул к ней руки, и она крепко меня обняла. Я шепнул:
– Спасибо. Спасибо вам обоим.
Она взяла мою руку и положила на свой вздутый живот.
– Я ему подробно объяснила, сколько ты сделал для нас. Какой ты хороший и добрый. Он больше не будет прятаться от тебя. Если хочешь, он поговорит с тобой. Ему хочется научиться любить тебя.
– Маленький? Джек? Ти-Жан?.. – сказал я.
Хижина и все в ней словно растворилось в тумане, и меня окружил странный карминно-красный свет. В уши мне ударила симфония звуков: двойные удары двух гигантских типанов, плавные шорохи, перемежающиеся еле слышным попискиванием, периодические порывы ветра. Я ощутил вкус чего-то сладковато-солено-горького, почувствовал себя в волнах тепла, уютно защищенным. Мое сердце словно вспыхнуло, когда меня коснулось другое сознание и радостно влилось в меня. Я увидел его, а он увидел меня. Огромные, широко открытые, понимающие глаза. Он безмятежно плавал, стиснув крохотные кулачки, – нерожденный малютка мальчик, безупречно сложенный. Безупречно. Безупречно…
Он сказал: «Роги!»
И позволил мне познакомиться с собой.
Суоффем-аббас, Кембриджшир, Англия, Земля 7 декабря 2051
Адриен Ремилард не мог понять, зачем он так срочно понадобился профессору Анне Гаврыс-Сахвадзе. Она дальнировала ему в десять утра по нью-гемпширскому времени и пригласила его поужинать с ней, если у него найдется время.
Адриен торопился завершить свою долю переработки учебника отца «Программирование метаконцертных структур и матриц» – срок сдачи неумолимо приближался, и они с Дени были вынуждены задержаться на Земле, когда все остальные члены семьи отправились на Консилиум Орб. У него никак не могло найтись времени для болтовни со старым другом семьи – даже таким любимым, как «Дотти» Аннушка. Так он звал ее, когда еще не мог выговорить слово «доктор». Анна просто обожала семерых младших Ремилардов со всем пылом женщины, которая не может иметь своих детей, и, часто приходя в гости, приобщала их к русскому домашнему мороженому и другим незабываемым этническим лакомствам.
Когда она дальнировала ему, он сослался на неотложную работу. У него оставалось всего три дня, чтобы завершить свой раздел книги до отлета. Не отложить ли встречу, пока и Дотти Аннушка не прилетит на Орб? Тогда у них будет сколько угодно времени для долгих-долгих бесед. Или он прямо сейчас объявит, о чем ей надо с ним поговорить.
Но Анна сказала: «Я должна увидеться с тобой, Адриен, и немедленно. Будь так добр прошу тебя я бы не стала настаивать если бы дело не было таким критически важным».
И Адриен немедленно отправился к своему ролету и три часа спустя встретился с ней, чтобы поужинать в «Ветряной мельнице». Ресторанчик находился недалеко от Института изучения динамических полей, где работала Анна, в деревушке к северо-востоку от Кембриджа. Хотя Анна встретила его крепким русским объятием и поцелуем, ее омоложенное лицо выглядело осунувшимся – как ни старалась она экранировать свое эмоциональное состояние, ей не удавалось скрыть, что нервы у нее натянуты и прячет она сильнейшую тревогу. Она отказалась обсуждать свое «критически важное дело» в ресторане, да еще таком, как «Ветряная мельница»; вокруг полно оперантных ученых, поглощающих бутерброды и мясные пироги и запивающих их элем. Разговор придется отложить до того, как они после ужина отправятся в ее лабораторию, где, сказала она ему, они укроются за сигма-полем, нейтрализующим любое дальнирование, зондирование и сканирование, так что никто на Земле не сможет их подслушать.
Адриен вытаращил глаза и только и сказал: «Бога ради, Дотти!»
Но она ничего больше не говорила, пока он не кончил есть и они не вышли из уютного ресторанчика в зимнюю ночь. С замерзших болот дул ледяной ветер, но до комплекса ИИДП идти было недалеко. По указанию Анны свой ролет он оставил на ресторанной стоянке.
