Он увлек Геспер в узкий коридор сразу за кафетерием.
— Вероятно, ты находишься под влиянием определенных предрассудков о нашем отношении к сексуальности, — сказал он. — Я хотел бы рассеять твои сомнения. Многие обитатели Диадемы, сходным образом, полагают, что провинциалы не отличают секса от размножения, мнят вас эротически невежественными. Думаю, что и это неверно.
В коридор выходили арочные двери. Одна открылась, когда Арчер проходил мимо. Изнутри исходил лишь рассеянный неяркий свет, пока Арчер не закрыл дверь и не коснулся переключателя.
И тут же комната обрела границы. Их окружили… они сами: их собственные изображения глядели на них под всеми возможными углами, увеличенные во всех возможных пропорциях.
Он улыбнулся девушке и коснулся второго переключателя, наполнив комнату афродизиаком.
— Здесь наша личная вселенная, состоящая только из нас одних.
Быстро снял одежду, швырнул в угол и направился к ложу в форме раковины, отражавшему все вокруг точно так же, как стены, пол и потолок, а оттого практически невидимому. Отражения перемещались вместе с ним, оттенки плоти накладывались друг на друга, полностью отвлекая внимание Геспер.
— Но это же изврат какой-то, — мечтательно произнесла девушка. Газ ее пронял: Геспер начинала улыбаться. Пытаясь углядеть реального Арчера в потоке отражений, она расстегнула униформу и высвободилась из нее.
— Я хотел бы отблагодарить тебя, — сказал Арчер, — за спасение моей жизни.
Бесконечная фреска переплетающихся органов и конечностей окружила их, и они слились в объятиях.
Естественным цветом небосвода на этой планете был голубой, такой бледный, что казался почти белым. Солнце — крупное, алюминиевого оттенка, призрачно сверкало с небес, подрагивая, переливаясь и посылая умеренное тепло.
Хако Икэмацу небесами и солнцем не интересовался, но часто смотрел вверх. Процессы, протекавшие в небесах и воздухе, а временами и на уровне почвы, действительно заслуживали внимания.
Конечно, принципиальных отличий от происходившего на борту ИСК Знаменосец не имелось, но тут было легче наблюдать размах действий. Казалось, что планету опутала какая-то линейная паутина, время от времени задуваемая в атмосферу космическим ветром. Длинные блестящие нити, всегда идеально прямые, всегда параллельные. Он, разумеется, уже догадался о природе этих нитей после того, как его в мгновение ока переместили из коридора флагманского корабля на поверхность этой планеты.
Он удивлялся собственной целостности и подозревал, что, случись нитям снова коснуться его, целостнсть эту утратит. Безоружный косё разыскивал племянника уже несколько дней; он шел мимо людских и животных останков, рассеченных предметов и зданий. В каждом случае эти объекты были демонтированы или разъяты, не грубо, как на бойне или при сносе, а с невероятной аккуратностью. Органические останки источали на удивление мало крови. Линии раздела проходили вдоль естественных границ: мембран, сухожилий, системных функций. Болтались нервы, порою вытянутые из плотской оболочки на несколько футов, иногда же — с присоединенными к ним рецепторными органами. Оставалось тайной, каким образом сумели проделать столь аккуратное вскрытие существа, которые даже живыми не казались и не располагали доступными восприятию инструментами.
Вивисекторы явно не отличали неорганическую материю от органической. Кроме расчлененных организмов и органов, Икэмацу наблюдал много фрагментов машин, аккуратно разложенных словно бы для сборки, и целые здания, сложившиеся подобно карточным домикам. Даже участки ландшафта были выворочены и перераспределены, образуя странные сочетания почвы, растительности и бетона.
Нетрудно было понять, чем причинены эти увечия. Икэмацу замер и снова вгляделся пытливыми карими глазами в бесконечно удлинявшиеся линии, подобные прутьям и тросам из стального света — те опять снижались. Кластер линий пропахал ландшафт посредине горизонта и стал смещаться в его сторону.
Икэмацу напрягся, что было ему весьма несвойственно. Однако линии исчезли так же стремительно, как возникли.
