— Мы не очень хорошо поем песни, — говорит Джон.
— Тогда давайте рассказывать истории. — Крис задумывается. — О призраках знаете? Все пацаны у нас в домике рассказывали по ночам о призраках.
— Лучше ты нам расскажи, — просит Джон.
И Крис рассказывает. Слушать его истории довольно забавно. Некоторые я с его возраста не слышал. Говорю ему об этом, и он хочет послушать, о чем рассказывали мы, но я ни одной истории не помню.
Немного погодя спрашивает:
— Ты веришь в призраков?
— Нет, — отвечаю я.
— Почему?
— Потому что они не-на-уч-ны.
Джон улыбается моему тону.
— В них не содержится материи, — продолжаю я, — и нет энергии, а поэтому, согласно законам науки, они существуют только у людей в головах.
Виски, усталость и ветер в деревьях уже мешаются у меня в голове.
— Конечно, — прибавляю я, — законы науки тоже не содержат в себе материи и не имеют энергии, а потому существуют только у людей в головах. Лучше сохранить целиком научный подход ко всему и не верить ни в призраков, ни в научные законы. Так безопаснее всего. Вере тут делать нечего, но и это научный подход.
— Я не понимаю, о чем ты, — говорит Крис.
— Это у меня такая хохма.
У Криса опускаются руки, когда я так разговариваю, но он, по-моему, не обижается.
— Один пацан из Христианского союза молодежи говорит, что он верит.
— Он просто тебя дурачит.
— Ничего не дурачит. Говорит, что, если людей правильно не похоронили, их призраки возвращаются и преследуют людей. Он правда в это верит.
— Он тебя просто дурачит, — повторяю я.
— Как его зовут? — спрашивает Сильвия.
— Том Белый Медведь.
Мы с Джоном переглядываемся, вдруг понимая одно и то же.
— А-а, индеец! — говорит он.
Я смеюсь.
— Наверное, придется кое-какие слова взять обратно, — говорю я. — Я думал о европейских призраках.
— Какая разница?
Джон хохочет:
— Он тебя поймал.
На минуту задумываюсь и говорю:
— Ну, индейцы порой иначе на все смотрят — не скажу, что неправильно. Наука не входит в индейскую традицию.
— Том Белый Медведь сказал, что папа и мама не велели ему во все это верить. А бабушка шепнула, что это все равно правда, вот он и верит.
Крис умоляюще смотрит на меня. Ему действительно иногда хочется что-то знать. Хохмить еще не значит быть хорошим отцом.
— Еще бы, — отвечаю я, давая задний ход, — я тоже верю в призраков.
Теперь на меня странно смотрят Джон и Сильвия. Понимаю, что на сей раз мне так легко не отделаться, и собираюсь с духом перед долгим объяснением.
— Совершенно естественно, — говорю я, — считать невеждами европейцев, веривших в призраков, ну или индейцев. Научная точка зрения низвела все остальные точки зрения до какого-то примитивизма, стало быть, если человек сегодня говорит о призраках или духах, он считается невеждой — или же чокнутым. Почти невозможно представить себе мир, где на самом деле могут существовать призраки.
Джон кивает, и я продолжаю:
— Мое личное мнение: интеллект современного человека — не такое уж совершенство. Коэффициент его не сильно изменился. Индейцы и средневековые люди были не глупее нас, но мыслили в совершенно ином контексте. Призраки и духи в том контексте мышления так же реальны, как для современного человека реальны атомы, частицы, фотоны и кванты. Вот в этом смысле я верю в призраков. У человека современного тоже свои призраки и духи.
— Какие?
— Ну, законы физики и логики… система чисел… принцип алгебраической подстановки. Все это призраки. Просто мы верим в них так истово, что они кажутся реальными.
— По-моему, они и есть реальны, — говорит Джон.
— Не улавливаю, — говорит Крис.
И я продолжаю:
— Например, вроде бы совершенно естественно подразумевать, что гравитация и закон тяготения существовали до Исаака Ньютона. Только чокнутый решит, будто до XVII века гравитации не было.
— Конечно.
— Так когда начал действовать закон? Был всегда?
Джон хмурится, пытаясь понять, к чему я клоню.
— А веду я вот к чему, — говорю я. — До начала Земли, до того, как образовались Солнце и звезды, до самого первоначального порождения всего — закон тяготения существовал.
— Еще бы.
— Сидя в пустоте, без собственной массы, без собственной энергии, не находясь ни в чьем мозгу, потому что никого еще не было, ни в пространстве, потому что и пространства не существовало, нигде, — этот закон тяготения все-таки был?
