Спускаясь по трапу правого борта, мы заметили лодку, торопливо плывущую к нам и подающую сигналы; было ясно, что она послана по какому-то делу к "Быстрому", и мы решили подождать; в лодке оказался наш вчерашний янычар Эль-Арби-Берна. Его прислал г-н Флора, который, стоя на террасе консульства, увидел с помощью зрительной трубы наши приготовления к рыбной ловле. В Танжере намечался базарный день, побережье вскоре должны были заполнить арабы, направлявшиеся в город, и г-н Флора опасался возможного конфликта между бурнусами и рединготами.
Все это на скверном испанском пояснил нам сам Эль-Арби-Берна, который явно был горд и счастлив возложенным на него поручением.
После того как наш покровитель устроился на носу лодки, свисток боцмана подал сигнал к отплытию; поднятые кверху весла разом опустились, рассекая волну, и наша лодка, возглавляя движение, устремилась к берегу.
Мы уже говорили, что "Быстрый" часто заходил в Танжер. Поэтому Виаль хорошо знал рейд; он направился к горе, на которой мы видели поблескивавшие огни, и позади которой вставало солнце. Я спросил ее название. "Шарф", — ответили мне.
У подножия горы, справа от древнего Танжера, в море впадает уэд Эшак; мы направились к устью реки, но в это время начался отлив. Мы вошли в самое русло уэда, однако подняться вверх по течению не смогли: лодка была перегружена и имела осадку около трех футов. В конце концов она задела дно, и нам пришлось остановиться.
Мы даже не пытались высадиться в другом месте побережья: в открытом море было спокойно, но волна с такой силой била о берег, что, подойдя к нему слишком близко, мы могли перевернуться.
Два матроса прыгнули в воду, не дав себе даже труда закатать штаны, и подставили свои сомкнутые плечи Виалю, который сел на них, словно в седло, боком, взял каждого из них за галстук и направил обоих к берегу, где они благополучно ссадили его. Каждый из нас по очереди добрался туда тем же путем и тем же способом.
Что же касается лодки, снова оказавшейся на плаву, едва мы из нее вышли, то ее продолжали тянуть вверх по руслу уэда, пока она снова не села на мель; на этот раз никто не беспокоился; в реке, обмелевшей из-за отлива, не скоро будет достаточно воды, чтобы вытолкнуть лодку в море.
На вельботе и вовсе не стали принимать особых мер предосторожности: он взял курс к первой попавшейся точке на побережье; оказавшись на определенном расстоянии от берега, матросы бросились в море, словно бакланы, и вытолкнули вельбот на песок.
В это мгновение мимо пролетела крачка. Я выстрелил и раненая птица упала на другом берегу уэда.
В ту минуту, когда я подошел к реке, не решаясь ступить в воду ради столь жалкой дичи, за одной из дюн показался кончик длинного ружья, затем капюшон бурнуса, за ним появилось смуглое лицо, а там и все тело какого-то араба с босыми ногами. Ему наверняка показалось, что стрелял кто-то из его соотечественников: увидев нас, он замер.
Арабов я видел лишь на картинах Делакруа или Верне, а также рисунках Раффе и Декана; этот живой представитель африканского народа, который постепенно возникал передо мной и остановился при виде меня, неподвижно застыв шагах в тридцати, с ружьем на плече, выставив ногу вперед, похожий на статую Спокойствия или скорее, пожалуй, Осторожности, произвел на меня глубокое впечатление. Было ясно, что, окажись я один, он пренебрег бы моим восемнадцатидюймовым карабином, который наверняка показался бы ему сущей безделицей по сравнению с его пятифутовым ружьем; но за мной стояли полсотни напоминавших меня по виду людей, одетых примерно так же, как я, и численное превосходство заставило его призадуматься.
Мы могли бы вплоть до дня Страшного суда оставаться каждый на своем берегу этого нового Рубикона, и потому я позвал Эль-Арби-Берна, чтобы он велел арабу перейти уэд и по пути захватить для меня крачку.
Наш янычар обменялся со своим соотечественником несколькими словами, после чего араб оставил свои сомнения и, подобрав птицу, пошел вброд. Переходя реку, он все время разглядывал крачку: у нее было перебито крыло и дробинка пронзила ей грудь.
