Не дают? Вы еще сами попросите меня».
* * *
«Прошел месяц. Меня попросили уйти «по состоянию здоровья». Посоветовал это мне… Маркелов.
— Ты, — говорит, — не улучшил работу, а чуть не развалил ее, и поэтому настоятельно советую…
Он теперь большим стал, Маркелов.
— Хорошо, — говорю. — Я и сам хотел уходить, но неужели ты барбоса оставишь? Под суд его надо отдать, он основной виновник.
Но разве Маркелов меня послушает? И отправлен был старик тихо, с почетом на пенсию.
Одному удивляюсь: как он уговорил старика? При мне старик наотрез отказывался.
Итак, ушел «по состоянию здоровья». Ничего, скоро мне предложат другую работу. Ведь я все-таки Серов!»
* * *
«Я от матери ушел: она пыталась меня воспитывать.
Я от Лены ушел: она пыталась меня любить.
Я из университета ушел: там пытались меня учить.
Я от Маркелова ушел: он пытался сделать из меня человека.
Колобок, Колобок, кто тебя съест? Наверно, друзья.
Во всех домах, ресторанах, бильярдных мне открыты двери, хоть я и не очень компанейский, хоть я и не очень богат, хоть я не умею играть. Отмычка проста: мое имя! Все хотят познакомиться со знаменитым футболистом, все уверены, что я вышел из строя на год, не больше.
— Ваше здоровье, Игорь!
Или я выбираю, или меня выбирают, но это словно какой-то определенный круг.
Там есть свои корифеи. Они способные, умные, широко эрудированные люди. С ними вроде и весело и интересно. Они очень разные. Но мне кажется, что в них общее:
1) «А я был когда-то…»,
2) «Сейчас меня не понимают»,
3) «Я еще себя покажу!»
Там есть поэт, чью песню все мы пели, и после этого уже двадцать лет ни один человек никогда не видел его трезвым.
Там есть журналист. Говорят, что когда-то он был известен, потом поругался с начальством, и его «зажали». Он критикует все газеты, он высмеивает нелепую верстку и сухие подвалы. «Вот если бы я был главным редактором, я бы совсем по-другому». Ему и сейчас предлагают работу, он что-то пишет, но сам говорит, что халтурит. «Вот подождите, я напишу такой подвал, что вы закачаетесь». Всех известных наших журналистов, редакторов, писателей он зовет просто: Колька, Гришка, Мишка.
Так же, по именам, зовет всех известных больших актеров обрюзгший, заросший человек с густым басом. Он со всеми выступал вместе, все артисты — его лучшие друзья. Чуть ли не на коленях просят его брать ведущие роли. «Но зачем мне одолжения, я и сам. Кстати, не одолжите ли мне червонец?»
(Да, еще одна характерная черта: они любят занимать деньги.)
Между прочим, это все кадры высокой квалификации: если бы их устроить на ликерно-водочные заводы дегустаторами, они были бы передовиками производства, запросто выполняя по две, по три нормы.
Есть, правда, и исключения. Например, Матвей, плешивый, с блудливыми глазами искусствовед (пять театров, по его словам, приглашают его на работу, но он все выбирает), не пьющий ничего, кроме шампанского, живущий в одной комнате с женой, которая с ним не живет.
Он так ко мне прилип, что я еле отцепился.
С этой публикой мне пока интересно. Но я знаю, что я тут временно. Мне скоро найдут работу, и я плюну на них. Это не хвастовство. По-другому и быть не может.
…Я как-то зашел в библиотеку и взял подшивку газет. Что там заполняет все страницы, меня не интересует.
Но я нашел где про меня. И довольно много. Вот игра с «Гвардией».
«Серов, очень вяло проведший первый тайм, заметно оживился во второй половине игры. Его быстрые прорывы стали лихорадить защиту армейцев, и на… на четырнадцатой минуте, уйдя от двух армейцев, Бегова и Ударова, Серов великолепным ударом в правый угол сравнивает счет…»
Много про меня было написано. Но интересно другое: и сейчас еще во многих статьях, разбирающих прошедший сезон, говорят о Серове, о том, что, наверно, он придет в футбол и скажет свое не последнее слово.
И в письмах до сих пор читатели спрашивают: почему не играет Серов?
А вы хотите отделаться от Серова какой-то паршивой работенкой. Не выйдет!
И, может быть, в одно унылое утро, когда я очень захочу, ко мне вернется гипноз старика. И, как прежде, я выйду на поле. И наше нападение пойдет за мной. И дрогнет «Мотор». И встанут трибуны стадиона. И сто тысяч голосов сольются в едином кличе:
