— Нет, я боюсь людей, которые так чудовищно самоуверенны, так влюблены в себя».
* * *
«Опять я проспал. Теперь у нас распорядок — конец света. Вставать в семь утра. Вечером никуда не пускают, целый день заставляют бегать, выполнять какие-то идиотские упражнения, по четыре часа не отпускать от себя мяч.
Идут последние тренировки сборной. А потом Австралия. А зачем она тебе нужна, Серов? Мало ты побывал за границей?
Каждый день по утрам я утешал себя: «Ну, сегодня последний день!»
* * *
«Маркелов сказал, что мы мало тренируемся. Придется нам теперь еще два часа лишних бегать.
Ну и черт с вами!
С меня хватит. Я НЕ МОГУ, МНЕ ВСЕ НАДОЕЛО. ХВАТИТ! На все наплевать. Точка».
* * *
«Прошла неделя. И всю неделю я был поразительно спокоен. Я просто сам себе удивляюсь. Что ж, все к лучшему.
Всю эту неделю лихорадило футбольную общественность. Все в панике. Футболисты сборной в полной растерянности.
Дело в том, братцы мои, гражданочки, что Игорь Серов не может больше играть.
Хорошо, что он это заметил раньше, чем на него обратили внимание. Гипноз старика кончился.
Может, еще все станет по-прежнему. Пока меня это не особенно волнует.
А в тот момент я вспомнил, какие слова записал в дневник, и все понял.
Итак, неделю тому назад Игорь Серов подошел к тренеру и сказал, что плохо себя чувствует, играть не будет.
Владимир Петрович к моим капризам привык, но на этот раз, как ни странно, он понял (наверно, по моему виду), что тут дело серьезное.
Осмотрел меня наш врач. «Ничего, — говорит, — не понимаю, был здоров, как бык, а сейчас…»
Повезли меня в центральную поликлинику. Целый день пять врачей меня слушали, щупали, измеряли, советовались.
И я с удивлением услышал, что у меня больное сердце.
Вероятно, с исчезновением действия гипноза сердце стало прежним. Но тут сказались последние полтора года пьянства.
Самое интересное, что врачи сообщили диагноз тренеру, восхищаясь моим мужеством.
— Непонятно, как он играл. Он же должен был чувствовать дикие боли!
Так в глазах команды я стал героем. Всю мою леность объяснили болезнью: «Молодец какой, ни разу не показал виду!»
Надо полагать, это последний подарок старика.
Что ж, решило начальство, Серов боролся до конца. Если через год он выздоровеет, вернется и в «Спутник» и в сборную. Не выздоровеет — обидно, но у него большие заслуги, большой опыт. Был когда-то активистом. Последнее время, правда, с ним случалось… Но опять же все из-за болезни… А пока Серову надо лечиться. Куда изволите?
Серов отказался лечиться. Серов подумал, что сейчас ему болтаться без дела по санаториям — конец. Не будет бегать, не будет пить — сам поправится. А в футбол его уже никто не заставит играть. Валяйте, ребята, а я набегался!
И Серов сказал начальству, что без работы он не может. Начальство в меру приличия уговаривало его отдохнуть.
Серов обещал строго соблюдать режим и все предписания врачей, но настаивал на работе.
Начальство умилилось: вот это человек дела. И с большим будущим!
— Что ж, Игорь Владимирович, — сказали ему, первый раз назвав его по имени-отчеству, — ваши заслуги всем известны.
И предложили ему место… Ну, не будем называть какое, но это считается великолепной карьерой. Ко всему прочему солидный оклад. И машина, фактически персональная».
* * *
«Наши едут! Сборная — в Мельбурн!
Транзитные пассажиры, провожающие, летчики, милиционеры — все встали с мест, все провожали взглядом футболистов страны.
— Смотрите, вот Маркелов, Серов, Тушин, Брюнетов, Байбеков.
Да, мы стояли рядом. Пятерка нападения. Может быть, мы не очень дружили, не очень любили друг друга, но мы два года сражались бок о бок. И мы всегда были как одно целое. Были…
Серов не летит. Серова не ждет большой самолет.
— Что ж, ребята, успеха вам!
И я чувствовал, что мне искренне желают всего хорошего и ребята действительно будут переживать мое отсутствие.
Маркелов, правда, нашел время мне сказать: дескать, хорошо, что ты не летишь.
— Последнее время ты дезорганизовывал ребят, которые играли только на тебя. А теперь они знают, надеяться не на кого, и сами будут выкладываться.
Но я же знал, что он когда-нибудь так скажет.
