— Что в глаза, наверное, попал этот кислотный дождик и выедает очи. Мы опять поменялись. Сколько я прорулил… Метров двести? И вдруг передо мной белое лицо. Я даже вспотел…
— Петро, ты же заорал.
— Заорешь… Женщина на стекле! Можно нам закурить?
Я кивнул. Водители задымили обстоятельно и как-то размышляюще. А я, грешным делом, вспомнил слова Зуевой про пиво: если пить его весь день да потом ночью работать… Вспомнил и способность нашего сознания образно запечатлевать то, что оно долго воспринимало; проговорив с человеком день, я потом видел его лицо в каждом встречном. Водители же долго зрили перед собой лицо Зуевой.
— Что дальше?
— Заглушили мотор и выскочили, — продолжал младший. — На стекле, конечно, никого. Походили вокруг, прошелся я по колее… И вижу какой-то узел. Думаю, буксовали тут или обронили чего. А узел-то как запищит. Меня от неожиданности в сторону повело. Крикнул дядю Афанасия. Вот как было все.
— Вы, кажется, пиво употребляли…
— Я же говорил, что не поверят, — угрюмо бросил Зуев.
— Шуткуете, товарищ следователь, — обиделся Чепинога.
— Разве не пили?
— Утром по бутылке. Так ведь день прошел. И ели, и спали, и мылись, и телевизор бачили. От этого пива только бутылки остались.
— Тогда что же это было? — спросил я с искренним недоумением.
— Мать свое дитятко защитила, — внушительно заверил Чепинога.
— Мать умерла.
— Ее дух, — тоже вполне серьезно поддакнул Зуев. — Не покажись она, запросто могли бы наехать на младенца.
Человеческое мышление, столкнувшись с непонятным, бросается в кладовые своей памяти за похожим, за подобным. Бывало ли в моей следственной практике иррациональное? Разумеется.
Обвиняемым или потерпевшим, особенно их женам, частенько снились тяжкие сны, которые сбывались; это можно было объяснить подспудными тревогами, всплывшими во сне. Происходили криминальные истории, которые, казалось, ничем не объяснишь, кроме вмешательства провидения, но они все-таки объяснялись элементарными совпадениями. Бывала у людей прозорливость, доходившая до ясновидения; были предсказания точнее математических расчетов; чудеса случались в отыскании трупов и в определении преступников, в розыске каких-то украденных бриллиантов или спрятанных людей — и все это можно было понять, памятуя про интуицию, про ту самую, которая есть способность сознания расшифровывать сигналы подсознания.
Но этот случай интуицией не объяснишь, которая на пустом месте все-таки не рождается, и совпадением тут не объяснишь, ибо ничего ни с чем не совпало. Если бы, скажем, попалась им на дороге женщина, остановившая машину случайно, в десяти метрах от ребенка…
— Братцы, а вы, случаем, не верующие? — спросил я с глуповатой вялостью, заранее приготовившись к их обиде или грубости.
— Бог не бог, но что-то есть, — серьезно сказал Чепинога.
— В бога не верю, а приметы сбываются, — нехотя ответил Зуев.
— Но кто она, где она, какая? — вдруг возбудился я, потому что мой здравый рассудок не принимал этой истории.
И Зуев стал объяснять заново и серьезно, точно описывал приметы реального человека:
— Сперва на ветровое стекло навалилось белое облако. Вроде тумана, сквозь который ничего не видно. Надо тормозить. А потом облако становилось лицом женщины.
— Белым-белешенько, — добавил Чепинога.
— Да, и шея была, и плечи, и она как бы наваливалась на стекло…
— Но прозрачная, — уточнил Чепинога.
— Да, сквозь нее дорогу видно, а ехать нельзя.
— Почему?
— Она же глядит прямо в душу! — Зуев непроизвольно показал расширенными глазами, как она заглядывала.
— Что же… и черты лица различили?
— Глаза, нос, рот, волосы… Но все белое-белое и прозрачное, вроде как матовое стекло.
— Я век ее не забуду, — с чувством сказал Чепинога.
— И вот интересно, — вспомнил Зуев. — Ее видит только тот, кто сидит за рулем. Я говорю дяде Афанасию, что, мол, женщина. А он — где, где?
— Товарищ следователь, вы нас извините, что сразу не рассказали. Боялись, что за дурней сочтете.
Кажется, дурнем оказался я, а если и не оказался, то непременно окажусь. Добровольно. Рациональные решения принимаются в рациональных ситуациях. А в иррациональных?
