— Кто не любил, тот много потерял.
— Нина, меня тошнит от этой банальщины.
— Банальщина? Да я вычитала в книге, «В мире мудрых мыслей» называется.
— Не любил, значит, много потерял… Правильно. Ну а если никогда в жизни не размышлял, то мало потерял? А если не дружил? А если творчески не работал? А если не воспитывал детей? А если ничего в своей жизни не сделал и не совершил? Если всего этого человек не делал, разве он меньше потерял? Почему же об этом не сожалеют, а вот про любовь даже афоризмы есть в мире мудрых мыслей?
— Творческая работа, поступки, воспитание… Это не каждому дано.
— А про любовь дано каждому?
— Полюбить всякий способен.
— Ага, как пить чай или жевать колбасу.
— Хотя бы и так.
— Тогда твоя любовь — чувство примитивное.
— Сказанули.
— По крайней мере, как ты ее понимаешь.
— Правильно понимаю. Ради любви человек способен на самое хорошее.
— Способен. Но я тебе приведу сотни примеров, когда ради этой любви бросали немощных родителей и малолетних детей, оставляли в беде и предавали, шли на воровство и на убийство…
— Любовь всегда права. И в песне так поется.
— Чепуха! Поверь мне, как следователю. У меня такая работа: решать, кто прав, кто виноват. Любовь редко бывает права.
— Почему же?
— Потому что это чувство. А где чувства, там справедливости не жди. Любовь, кстати, как и ненависть, всегда несправедлива. Потом, знаешь, что я заметил? Любовь бывает всегда за счет чего-то или кого-то.
— Как на базаре, что ли?
— Вот простой пример: молодой человек сажает свою любимую в автобус, оттирая всех плечом и откровенно распихивая.
— Ну, а сложный?
— Есть сорт любви весьма странный. Как это объяснить… Вот человек, который все ненавидит… Живет в злобе. Но такая жизнь тяжела и, в сущности, невыносима. Тогда происходит странный парадокс… Этот человек может сильнейше влюбиться. Почему же? Нравственный побег от собственной злобы. Но это не любовь. Суррогат, формальная в ней потребность, обратная сторона ненависти, реакция на свою же собственную злобу.
— Что-то мудрено.
— Разве ты не встречала женщин, которые так любят своих мужиков, что плюют на весь мир? Не встречала мамаш, готовых ради чада любому в горло вцепиться? Не встречала людей, обожающих собачек-кошечек и поедом евших соседей?
— Я понимаю ваши ходы… Доказываете, что Валерий любит меня якобы суррогатной любовью.
— Этого я доказывать не могу, потому что он тебя вообще не любит.
— Вы что, лежали рядом с нами в постели? Слышали, что он мне шептал на ухо? Чувствовали его руки? Губы?
— Да как можно любимого человека вовлечь в преступление! Как можно задумать другое преступление? Он же знает, что долго или скоро — преступника ловят… Знает, что его подружка Джапаниха сидит. Значит, и тебе уготовил такую же судьбу?
— Зря вы стараетесь. Верю вам, верю. Он вор, преступник, не любит меня… А я люблю. И весь разговор.
— Я тебе еще не все сказал… Из краденого он продает только всякую мелочишку. Ценные картины, уникальные иконы, золото и серебро он копит. Думаешь, для чего?
— Откуда мне знать.
— С награбленным Куфелкин намеревается бежать за границу. Хочет зажить там миллионером.
— Выходит, я стану миллионершей?
— Ты согласна бежать?
— С Валерием куда угодно.
— Да не возьмет он тебя: использует еще на одной краже — и бросит.
— Пусть.
— Как бросил Джапаниху.
— Пусть.
— Нина, у него таких, как ты, были десятки.
— Пусть.
— Он же сломает твою жизнь!
— Пусть.
— Твоя мать выплачет все глаза…
— Пусть.
— Ах, даже так…
— Да, так.
— У тебя не любовь, у тебя похоть!
— Боже, за что же такие муки…
— Ну, опять слезы.
— Я жду ребенка.
— Как?..
— Беременность на третьем месяце.
— Да не плачь ты…
— Не могу удержаться…
— Для меня женские слезы тяжелее ругани.
— Сейчас… Вот… Уже не плачу…
— Платок еще от тех слез не просох.
— Сергей Георгиевич, над собой плачу-то…
— Ну, поплакала над собой и хватит.
— Да-да… Бить меня некому…
— Верно, бить тебя некому.
— Все знаю, все понимаю, а поделать с собой ничего не могу.
— Это не только твоя проблема. Знают, что плохо делают, но делают.
— Ведь чувствовала какую-то фальшь…
— В чем?
— В его поведении. Уж слишком… всего было много. Много счастья. Разве бывает много счастья, Сергей Георгиевич?
