Дмитрий Иванович, однако ничего не замечал. Он затеял развлечение свежими анекдотами из серии про Вовочку. В выражениях он не стеснялся и сам смеялся больше других.
Нелли Васильевна убрала руку с Федорова колена. Он облегченно вздохнул. Нет, не потому, что ему было неприятно. Что-то в его душе подозрительно проснулось — давно и крепко дремавшее. Вон как запульсировала кровь — эдакими скачками! Не к добру это, ой не к добру!
Но рядом сидит Дмитрий Иванович Севастьянов, отношения которого к Нелли Васильевне Шуклин так и не выяснил. Да и болтун Севастьянов. Ему ничего не стоит при встрече с Натальей брякнуть: «А мы после выступления неплохо посидели, и Нелли Васильевна, мне кажется, неравнодушна к твоему, за колено его трогала…» И тогда — ожидай неприятностей…
Вот если бы уединиться с Нелли Васильевной…
Шуклин испугался своего желания. Неужели вот так и начинаются измены — с подобных мыслей?
— Вы о чем задумались, молодой человек? — спросила Нелли Васильевна.
Шуклин вздрогнул. Ему показалось, что присутствующие прочитали по его глазам крамольные непроизнесенные слова: «Вот если бы уединиться…» Даже сквозь толстые очки прочитали.
Нелли Васильевна подвинула ему бутерброд.
— Ешьте, не стесняйтесь.
— Ишь как ухаживает, — съязвил Севастьянов.
«Ревнует, что ли? — подумал Федор. — Так зачем же так откровенно?»
— А что ж мне за вами, старый хрыч, ухаживать? — с вызовом выпалила Нелли Васильевна.
Шуклин аж подскочил на стуле: вот это врезала! Больней оплеухи. Дмитрий Иванович зарделся, стал лепетать расхожую байку про старого коня, который борозды не портит. Потянулся за бутылкой. Она была пуста. Он поманил Шуклина, тот наклонился, и Дмитрий Иванович прошептал ему на ухо:
— У тебя есть деньги? Давай сбросимся и сообразим еще на одну. В буфете. Нельку попросим — ей по знакомству дадут.
Нелли Васильевна поправила широкое кольцо на левой руке. Догадливо сказала:
— Не выдумывайте, мужики. Тут пить опасно, может директор нагрянуть. Пойдемте ко мне, а? Чего-нибудь найдем.
Шуклин посмотрел на часы.
— Далеко?
— Рядом. А вы что, куда-то торопитесь?
— В одно место.
— Никаких мест. Идемте, мужики, ко мне. Как, Сидор Никифорович? — прикоснулась она к плечу Образцова.
— Я, может, того, домой? А вы, молодые, сходите. Вам чего не посидеть?
— Тогда одевайтесь, — приказала Нелли Васильевна и принялась заворачивать в газету остатки закуски.
Севастьянов согласился молча, а вот Шуклин еще попытался отказаться.
— Неудобно. Чужие люди, ввалимся непрошеными гостями.
— Кто вам сказал — непрошеными гостями? Я что — не хозяйка?
Не выпей Шуклин перед этим, он не поддался бы на уговоры. А тут расслабился. Да и мила Нелли Васильевна, обходительна… А как руку на колено положила!.. Случайно или специально?
Ладно, никуда лыжная прогулка не денется, зима только началась, еще накатается — и один, и с Элей, и с Натальей.
Оделись. Все вместе вышли из кабинета Нелли Васильевны. Она закрыла кабинет на ключ.
На улице ветеран Образцов пожал руки поочередно Севастьянову, Шуклину, Нелли Васильевне, вдруг постройневшей в новой шубке-дубленке.
Мела поземка. После теплого кабинета на дворе было зябко, неуютно. И Федор еще подумал: а неплохо вместо леса отправиться в гости. Не та нынче погода, чтобы гулять. Поди, все лыжни занесло, а по целику кататься, утопать чуть ли не по колено в мягком снегу — хоть и на лыжах — удовольствие небольшое.
Нелли Васильевна, шедшая впереди с Севастьяновым, вдруг остановила его, взяла под руку Шуклина. Прижала ее, заглянула Федору в лицо:
— Я надеюсь, вы о сегодняшней встрече с учениками напишете?
Федор поморщился.
— Неудобно: я участвовал, мне и писать. Лучше вы.
— Получится ли? Никогда не пробовала в газету писать. А вам — раз плюнуть. За моей подписью. Идет?
— Ну, так можно.
И действительно, дом ее оказался в пяти минутах ходьбы.
Втроем они еле поместились в коридорчике однокомнатной квартиры. Первой разделась Нелли Васильевна. Извинилась:
— Я вас оставлю, пойду погляжу, везде ли у меня порядок.
Комната была обставлена со вкусом. Два мягких кресла на роликах, темно-коричневый раздвижной стол, деревянная кровать, накрытая дымчатым — под цвет кресел — покрывалом. Две стены — в коврах. В серванте-стенке стояла хрустальная посуда — рюмки, фужеры, вазы, розетки, всевозможные салатницы и конфетницы. Небольшая полочка отведена книгам. Шуклин пробежал взглядом по корешкам: А. Толстой — «Петр I», Жюль Верн — «Таинственный остров», П. Проскурин — «Судьба», И. Байгулов — «Межсезонье», В. Дудинцев — «Не хлебом единым», стихи А. Блока, Д. Бедного, В. Радкевича, сборник «Восхождение»… Довольно пестрый подбор, отметил Федор, наверное случайный.
