Родом из детства
| Название: | Родом из детства |
| Автор: | Иван Захарович Лепин |
| Жанр: | Советская классическая проза |
| Входит в циклы: | Нет данных |
| Страниц: | 12 |
| Тип издания: | Полный |
Повести и рассказы Ивана Лепина о наших современниках, о людях труда. Автор решает нравственные проблемы, поверяя своих героев высокими категориями добра, любви, мужества, честности, благородства.
Читать Родом из детства онлайн бесплатно
ГРАМОТЕЙ
Буквы я уже знал давно, по отдельности умел их печатно писать — палкой на снегу зимой, речной ракушкой на песке летом. Ни карандашом, ни ручкой на бумаге мне упражняться не давали: и карандаши, и перья, и бумага были в сорок шестом на вес золота.
И вдруг я неожиданно обнаружил, что для писания вполне годятся древесный уголь и побеленные стенки внутри хаты. Вначале я на печи, чтобы понезаметнее было, рисовал крестики и нолики. А однажды мне захотелось написать целое слово. Вот старшая сестра Даша удивится, когда придет на обед со снегозадержания! Молодец, скажет, ты уже грамотей у меня, через год в школу тебя отдадим.
Только какое слово написать? Долго я раздумывал, мусолил во рту указательный палец. И наконец-то придумал! Слово это…
Во всю стену напротив двери я жирно написал его.
Довольный, уселся на коник, любуясь своей писаниной. Скорей бы Даша приходила!
Наконец мимо замерзших окон мелькнула тень. Условленный трехкратный стук в дверь — и я срываюсь с коника, бегу в сенцы открывать.
Мигом вернулся обратно, чтобы удобно было наблюдать, как изумится сестра.
А Даша, как назло, долго обметала в сенцах снег с бурок. Но и когда вошла, не сразу заметила мое художество, а сначала сняла фуфайку и у порога стряхнула с нее снежную пыль. Бросила фуфайку на спинку лежанки и только тут ойкнула. И застыла, действительно изумившись.
— Кто это написал?
— Я!
— Ты?
— Я! — еще громче вырвалось у меня признание.
Тогда Даша отдернула занавеску на лежанке — под ней хранились пеньковые вожжи. Я вмиг сообразил, что выбрал не совсем удачное слово, и, будто кошка, в три прыжка оказался на печи. Там, забившись в угол, с головой укрылся на всякий случай толстым стеганым одеялом.
И вдруг Даша рассмеялась. Громко, что называется, во весь голос. Так смеялась она редко, только в самые благостные минуты.
— Ты написал?.. Ну, дурачок!.. Хорошо, что признался, иначе я бы тебе задала… Придется-таки пожертвовать тебе карандаш с бумагой, а то все стены измалюешь.
Даша взяла с загнетки гусиное крыло и принялась осторожно сметать со стены непечатное слово.
НА ЛУГУ
Мой отец шестой год лежал в братской могиле. Его отец отбывал срок в тюрьме.
Он жил в большом крепком пятистенке, крытом красной черепицей. А наша трехоконная хата протекала после самого короткого дождика — совсем сгнила на крыше довоенная солома.
Ему брат, живший в городе, подарил новые штаны и ботинки. Мне брат-ремесленник прислал сэкономленные портянки.
И все-таки мы с Серёней дружили. Не я, а он в друзья набивался: он чаще пропадал у меня, он за мной заходил, чтобы в школу вместе идти, хоть и не по пути было.
А уж если совсем признаться, то он еще и задаривал меня. Я не просил, не намекал, а он задаривал. В школу Серёня обычно нес два ломтя хлеба: себе и мне. Если за еду выменивал стакан табаку, половину отсыпал мне. Или почти половину.
Серёня был выше меня на голову. Шея длинная, тонкая, на ней синими ниточками проступали жилы; лицо у Серёни продолговатое, губы тонкие, зубы, как говорили в деревне, лошадиные.
Но какое мне дело до зубов, если в общем Серёня — человек сносный?! Вон он снова идет ко мне, что-то несет за пазухой. В том, что ко мне он идет, я уверен на все сто. К кому ж еще? Никто, кроме меня, с Серёней не дружит, потому что он — сын старосты. Серёня, может, и ни при чем, что отец его у немцев работал, но это даже взрослые не все понимают, а про ребятню и говорить нечего. Старостенком ребята в глаза и за глаза его дразнят, редко когда в игру принимают, обидеть его каждый норовит.
А я с Серёней дружу. Может, потому, что зла у меня на него нету нисколечко, отец его ничего нам плохого не сделал, а, наоборот, когда деревенских девчат и парней угоняли в Германию, он, говорят, забраковал мою старшую сестру — молода, дескать. И отец мой погиб не по вине старосты, а немецким снарядом его под городом Витебском…
В четвертом классе, прошлой зимой, Серёня просился сесть со мной за одну парту, но учитель только усмехнулся: больно разнородные мы. И впрямь, его со мной на передний ряд посадить — он застить будет сидящим сзади, меня к нему на «Камчатку» отправь — я ничего не увижу.
