Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века - страница 38

Если в податном отношении смоленские земли были окончательно уравнены с общероссийскими, то в социальном плане статусы смоленской шляхты и российского дворянства начали отчетливо расходиться. К концу петровского царствования российское дворянство было интегрировано в новую военную и социальную структуру, включено в систему чинов, определявшуюся Табелью о рангах, сохранило свои позиции в новой российской элите, начало процесс превращения в привилегированное «благородное» сословие. В то же время смоленская шляхта, сохранив архаичную военно-территориальную организацию, во многом оказалась в стороне от этих процессов, утратила свои позиции во властной элите, в целом понизила свой социальный статус по отношению к российскому дворянству и начала все больше замыкаться в себе, отграничиваясь от консолидировавшегося российского дворянского сословия. «Интеграционный курс» в отношении смоленской шляхты выразился в основном в более тесном ее включении в налоговую и административную систему Российского государства, но не в интеграции смоленской шляхты в российское «шляхетское» сословие.

Однако в Послепетровскую эпоху эта «интеграторская» линия все-таки отразилась и на сословной политике в отношении смоленской дворянской корпорации. Одним из ярких ее проявлений было известное «дело о перемене веры» 1728–1730 годов^>{240}.

Официальный руководитель корпорации смоленской шляхты генерал-майор Александр Михайлович Потемкин подал донесение о принятии рядом ее представителей католичества и активном общении их с польским католическим духовенством. В результате в феврале 1728 года по предложению смоленского епископа Гедеона был издан указ, запрещавший смоленским шляхтичам контактировать с польским католическим духовенством и обучать своих детей в Польше и Литве, а также устанавливавший контроль за деятельностью самого духовенства в смоленских землях^>{241}. Переменившие веру (по донесению А.М. Потемкина от 18 марта 1728 года их было 30 человек — 19 мужчин и 11 женщин из 11 фамилий)^>{242}подлежали отправке в Москву и суровому наказанию (ссылке в Сибирь). Однако российское дворянство и верхушка бюрократии все еще не могли игнорировать особый статус смоленского шляхетства и не стремились к резкому его нарушению. Поэтому, после получения заверений о возврате в православную веру, положение приговоренных к ссылке было смягчено уже в Москве по докладу Верховного тайного совета от 2 июля 1729 года. Большинству из них было разрешено выезжать в Смоленск «для осмотрения домов и деревень», а при вступлении на престол Анны Иоанновны по докладу Сената от 2 июня 1730 года даже оставшиеся в Москве «бессъездно» девять человек получили право вернуться на родину^>{243}.

«Дело о перемене веры» было закончено компромиссом. Российское правительство стремилось не обострять отношений со смоленским шляхетством, до сих пор не порвавшим связей с миром польской культуры: большинство наказанных получили в детстве и юности образование в польских иезуитских колледжах и, как это видно из дела, даже подписывались по-польски^>{244}. Русский язык не стал родным и для других представителей смоленского шляхетства: так, например, шесть из тринадцати подписей и текстов, удостоверявших службы шляхтича З.Н. Высоцкого, подавшего в апреле 1730 года просьбу о повышении его чином, были на польском языке^>{245}.

Таким образом, интеграция смоленского шляхетства в структуру русского государства даже к началу 1730-х годов была далеко еще не завершена.

Охарактеризованные выше перемены, произошедшие в финале петровских реформ, сказались на положении и сословном самосознании смоленской шляхты неоднозначно.

С одной стороны, эти перемены устраивали смоленскую шляхту, так как позволяли ей сберечь свои привилегии. Сохранение военно-территориальной корпорации было выгодно ей на завершающем этапе Северной войны, так как позволяло нести службу в сравнительно комфортных условиях, не отрываясь далеко от своих поместий. Это ослабляло правительственный контроль над корпорацией, и М.М. Богословский даже сделал в свое время вывод о «разложении» к 1730–1750-м годам полка смоленской шляхты и небрежном несении им форпостной службы: последнюю местная элита переложила на самую «мизерную» шляхту