Дворянин - страница 29

– Но вы сказали, что перспективы неплохие, – заметил Борис.

– Сказал. Но ведь могу и ошибаться. Нужно плотнее заняться этим вопросом.

– А это значит, что я опять делаю упор на самоподготовку, – подвел итог Борис.

– Ни в коем случае. Мы скорректируем занятия и распределим их между Валентином Эдуардовичем и Евгением Николаевичем, – кивая в сторону кандидатов, пояснил профессор.

Это хорошо, что учебный процесс не прервется, но еще лучше то, что появилась возможность рассмотреть, что внутри артефактов. При наличии такого специалиста, как Проскурин, у них есть шанс получать доступ к секретным технологиям. И главное, никто не сможет в этом уличить, потому что всем известно: артефакты невозможно вскрыть, не разрушив механизм.

Правда, кандидатов откровенно жаль. Придется до поры до времени держать открытие с икс-лучами в секрете. Трудно даже представить, какое преимущество они дают! Нужно будет поговорить с Проскуриным. Ребятки – его вассалы, вот пусть он их и обрабатывает.

Ладно. Здесь на сегодня все. Борис хотел попросить Григория сделать еще пару десятков взрывателей, но, похоже, не судьба. Его теперь от новой задачки за уши не оттащишь. Это же какое веселье: при наличии только части мозаики воссоздать всю картину. Снимок – это, конечно, хорошо, но на нем видно далеко не все. Что-то обрисовано лишь частично. Другое наслаивается. Третье и вовсе скрыто иными деталями.

Посетил камбуз, схватил кусок пирога, оповестил Капитолину Сергеевну, что ее благоверного похитила вторая жена – наука, – и сошел на берег. Ему пора в особняк баронессы. Помимо жарких объятий, Бориса ждет еще и работа. Вот уже четвертую неделю он трудится над картиной, заказанной Эмилией.

Странное дело. За месяц с небольшим он успел написать три десятка полотен, а тут все никак не завершит одно. Правда, старается не за страх, а за совесть. Цепляется к малейшим шероховатостям, стремясь отшлифовать изображение до идеала…

Борис отошел на несколько шагов, взглянул на то, что получилось. От прежнего чувства незавершенности нет и следа. У него всегда так. Видит, что картина закончена, но понимает, что можно еще что-то дополнить, подправить и переделать. Однако выскакивает лог, и он отставляет работу в сторону.

Здесь ничего подобного. Есть только осознание, что лучше у него попросту не получится. Это потолок, который может и реально пробить, но Борис пока не видит, как это сделать. И именно в этот момент выскочил лог.

Вот оно как. Лед тронулся? Или ледоход давно уже начался бы, если бы только он последовал совету Ершова и рисовал каждую картину, выкладываясь без остатка? Не гнал коммерческий продукт, а работал, пока не испытал бы чувство полного удовлетворения. Опять же, вот этот лог. Он появился только тогда, когда Борис сам посчитал картину завершенной.

– Знаешь, отчего мне было скучно на твоем вернисаже? – поинтересовалась бесшумно вошедшая в комнату Эмилия.

– Отчего? – чувствуя, как ее ручки легли на его плечи, спросил Измайлов.

– Я видела картины несомненно одаренного художника, который относился к своим работам с пренебрежением. Он не стремился достичь максимума, добиться совершенства, а останавливался буквально в полушаге от вершины и со словами «сойдет и так» забывал о картине. Когда я поняла, что ты и есть тот самый Некто, я решила попробовать пробудить в тебе жажду идти до конца. Если уж что-то делать, то делать это не просто хорошо, а на пределе возможностей. Талант у тебя есть. Силы воли и усидчивости не занимать. Осталось найти стимул.

– И ты решила подстегнуть меня тем, что собралась повесить мою работу рядом с полотнами великих мастеров живописи?