— Где-то я прочитал, что науку сравнивают с постоянно пополняющейся библиотекой, — начал он. — Эксперимент обеспечивает новые поступления, а теория приводит их в систему и катализирует. Может быть, это и так, но не слишком ли разбухла наша библиотека? У нас просто уже не хватает кадров библиотекарей. И средств. Возьмите «Онегу». В сутки во время перехода она расходует двадцать тонн топлива. А тонна топлива стоит 75 рублей. Значит, в сутки мы тратим полторы тысячи рэ! По карману ли нам еще одна выловленная рыбка, пусть даже неизвестная науке? Исследования становятся столь дорогими, что вскоре наука уже не сможет изучать «все, что интересно». Почему итальянцы в Риме искали с нами сотрудничества? Да потому, что некоторыми видами исследований могут позволить себе заниматься лишь наиболее экономически развитые страны, с огромным научным потенциалом. Такие, как мы и Америка. В нынешнем рейсе наша встреча с американцами в Атлантике — это главное. Работа по-крупному. Тем более что имеет не только фундаментальное значение, но и далеко идущее практическое. Вот в этом листке с данными по Кермадекскому желобу, конечно, есть кое-что новое. Но представляете, во что обходится это «кое-что»? Да, да, затасканная истина: из этих «кое-что» и складываются кирпичики будущих новых фундаментальных теорий и концепций. Но накопление фактов идет так быстро, в таком объеме, что осилить все это, как видите по сегодняшнему примеру, мы не в состоянии. Вскоре будущие фундаментальные теории будут напоминать дома, у которых заложен лишь один фундамент, а рук, чтобы возвести стены, уже не хватает. Это в полной мере относится и к океанологии. Вот вы впервые в рейсе, а я уже в пятой экспедиции. Смотрю, думаю. Зачем нам нужен такой поток информации, если мы его не в состоянии переварить, осмыслить, сделать выводы? Больше того, я уверен, что многие исследования делаются для галочки в плане, а не по требованию крайней научной необходимости. Мы стремимся помаленьку удовлетворить и геологов, и биологов, и физиков, и метеорологов, и даже кинооператоров. Всех «помаленьку», и это не прихоть Золотцева, как некоторые считают. К этому Золотцева принуждают условия. Общий поток информации растет, а действительно важных результатов не столь уж много по сравнению с теми усилиями, которые затрачиваются на эксперимент. Мы оказываемся с вами в информационном потопе. И захлебываемся в нем. Вы сами все отлично знаете! Вот он, этот потоп, — в этих перфолентах, которые валяются на полках, на полу, в каморках при нашем ВЦ. Сколько сил в них вложено, сколько тонн топлива израсходовано, рублей, выданных в качестве зарплаты, съеденных в дороге тарелок супа, отправленных в эфир радиограмм: «Жди меня, и я вернусь», вздохов, разлук и радостей встреч. А ленты эти вон — на полу брошены.
А возьмите нашу будущую работу на горе Элвин. Я полагаю, там делали исследования и другие страны. И многое из того, что мы получим на Элвине, уже известно другим. Нам бы не повторять эти исследования, а просто, воспользовавшись тем, что уже добыто, самим провести нечто новое. Но добытым мы воспользоваться не можем. Не дают. Мы для них из враждебного лагеря. А если даже и захотят дать, то практически не смогут. Отыскать собранные когда-то данные в этой разбухшей научной «библиотеке» порой труднее, чем снова получить эти данные экспериментальным путем. Вот и топает сейчас наша «Онега» на край света за не очень-то нужной нам информацией.
— Убедительно! — отметил Смолин, когда молодой человек завершил монолог. — Не со всем, но со многим согласен, хотя критиковать, как известно, всегда проще. Значит, истина витает над нашими головами. Но вот вы мне скажите, где выход, что же делать?
— Сосредоточить себя на главном! — Тон молодого человека был решительным.
— А в чем оно, это главное? Вы-то знаете? — спросил Смолин.
Взгляд юношеских глаз, только что выражавший непоколебимую убежденность в своей правоте, вдруг потерял уверенность.
— Не знаю…
— Вот и я не знаю, Володя! — подвел итог разговору Смолин. — Кто скажет, что именно его наука сейчас самая главная? Кто скажет, что все силы надо бросить, например, на создание системы долгосрочного предсказания погоды, а рыбок для коллекций не ловить. А может быть, как раз важнее ловить рыбок, искать пути их размножения, потому что, как предрекают наши коллеги-биологи, человечеству грозит голод. Или прежде всего добывать губки, на которые нацелились Лукина и Файбышевский, чтобы создать наконец препарат против самых страшных болезней?
