А тут еще пришла беда. Главная беда его жизни. И если научные неудачи только трепали нервы, то эта пошатнула всерьез. Умерла мать, последний родной ему человек из всей некогда большой семьи.
С того момента его не переставало мучить чувство одиночества. Ни Люда с Генкой, ни друзья не смогли заполнить ту брешь в жизни, которая осталась после ухода матери.
«Ну что ж, начнем обживать свою научную обитель», — подумал Смолин, огляделся и заметил на письменном столе связку ключей. Женя забыла! Ну вот, теперь надо куда-то идти разыскивать эту нескладеху-Женю.
— Ко́рма! — произнес он вслух и улыбнулся.
Над койкой в деревянной рамочке под стеклом — инструкция для обитателя каюты. С нее, наверное, и надо начать. Сухой и деловитый текст инструкции сообщал: общесудовая тревога — непрерывный звонок громкого боя в течение 25—30 секунд. При пожаре сигнал дополнительно сопровождается частыми ударами в судовой колокол. Шлюпочная тревога — семь коротких и один продолжительный сигнал звонком громкого боя. Далее инструкция требовала, чтобы при общесудовой тревоге пассажир бежал в столовую команды в одежде, в головном уборе, в неспадающей обуви и в спасательном жилете. А при шлюпочной устремлялся к назначенной ему шлюпке, которая была обозначена под номером два, но последняя фраза оказалась зачеркнутой и вместо нее сделана торопливая корявая приписка: «Надувной плот».
Ничего себе, веселенькая инструкция! Смолин представил, как однажды ночью в океане, проснувшись от устрашающего судового колокола, он сломя голову устремляется к своей шлюпке, нет, к плоту. А еще надо, чтобы этот плот в лихой час сумели спустить, а он, Смолин, сумел на него забраться.
Над кроватью в ногах был прикреплен плоский продолговатый ящик. Смолин открыл крышку, и из-под нее весело и призывно ударил в глаза ярким оранжевым цветом спасательный жилет. Потянул за его упругий стоячий воротник и извлек странное сооружение наружу. В кармашке оказалась инструкция. В картинках объяснялось, где что помещено. В одном кармашке — аккумулятор. Надо выдернуть чеку, и вода приведет его в действие, а к жилету прикреплена лампочка — самолет тут же ночью тебя засечет в волнах — и ты спасен. Все просто! В другом кармашке — свисток. Это чтобы звать на помощь спасающих. Плыви и посвистывай! В третьем — пакетик с порошком. Ага, стало быть, порошок следует посыпать вокруг себя, чтобы испортить аппетит морским хищникам. Пакетик с кирпичного цвета антиакульим порошком был на месте, однако свистка на шнурке не оказалось. Лампочки под пластмассовым колпачком Смолин тоже не обнаружил. Дела! А вдруг надувной плот, к которому он приписан, в критический момент не сумеет надуться по причине отсутствия баллона со сжатым воздухом?
В половине второго на стене в ящичке динамика звонко щелкнуло и кто-то деловито сообщил:
— Судовое время тринадцать тридцать. Обед. Приятного аппетита.
В кают-компании за длинным капитанским столом оказалось шестеро, и среди них Ясневич. Увидев входящего Смолина, Ясневич чуть приподнялся со стула, плавно повел рукой, приглашая его сесть рядом.
— Милости просим! — и, легонько касаясь спины Смолина, обращаясь к сидящим за столом, объявил:
— Прошу любить и жаловать. Перед вами: сам Константин Юрьевич!
Он представил Смолину сидящих за столом:
— Капитан Евгений Трифонович Бунич. Первый помощник Иван Кузьмич Мосин. Стармех, или, как говорят на корабле, дед… — Ясневич бросил веселый взгляд на молодое, красивое, но сурово непроницаемое лицо старшего механика, — Валерий Сергеевич Лыпко. А вот, пожалуйста, напротив моряков, так сказать, наука: — Нина Савельевна Доброхотова, доктор наук, Орест Викентьевич Солюс, академик…
Ясневич сделал почтительную паузу, дабы Смолин оценил, сколь крупные фигуры перед ним.
— Начальник экспедиции прибудет из Москвы вечером, старший помощник отсутствует, — продолжал докладывать Ясневич, словно Смолин приехал на судно с инспекцией и требовал подробностей. — Ну, и, наконец, мы с вами, уважаемый коллега, — вся застольная компания. Садитесь, ешьте на здоровье! Сегодня вас ждет отличный борщ.
