Смолин ощутил в своей ладони сухие, лишенные тепла пальцы.
— Будем знакомы. Я много о вас слышал. Читал некоторые ваши работы…
— Мои работы? — изумился Смолин. — Но ведь вы биолог, а я геофизик…
Академик громко рассмеялся, словно услышал от Смолина остроумную шутку.
— Но мы же с вами оба ученые. А ученому интересно решительно все интересное. Разве не так?
Смолин вежливо кивнул в знак согласия: конечно, конечно! Сам же подумал: «А я вот понятия не имею об одном из важнейших направлений в биологии, которое создал академик Солюс».
— Заходите запросто! — сказал академик. — В любой момент. У меня каюта номер двенадцать.
На приморском бульваре деревья нежились в легком пухе первой зелени. По тротуарам главной улицы медленно тек ленивый поток бездельных людей, которых всегда много в портовых южных городах: жаждущие приключений матросы в увольнении, щебечущие парочки надушенных востроглазых девиц, компании безусых подростков, независимо поплевывающих себе под ноги. У перекрестков в ларьках продавали убийственно сладкое мороженое, у магазинов на выставленных столиках стояли бутылки с теплым пивом, когда бутылки откупоривали, пиво превращалось в фонтан желтой пены и выливалось почти до дна.
Смолин отыскал почтамт. Из пяти автоматов на Москву действовал только один, пришлось помаяться в очереди. А когда вошел в невыносимо душную кабину и почувствовал, как пот заливает глаза, раздражение возросло еще больше.
В Москве Люда взяла трубку сразу же, наверное, ждала его звонка. Стараясь казаться веселым, он старательно расхваливал и судно, и свою каюту, и людей, с которыми успел познакомиться на борту. Она радостно поддакивала: да, да, как хорошо, как я рада за тебя. И вдруг после небольшой паузы спросила:
— А женщин в вашей экспедиции много?
Он сразу понял, что прячется за этим, вроде бы ничего не значащим вопросом. Черт возьми, даже сейчас, когда они говорят друг другу последние слова перед долгой разлукой, ее мучает унизительная, глупая ревность, преследующая его все последние годы их жизни!
Люда как будто почувствовала свою оплошность и, не дожидаясь его ответа, заговорила быстро, с каким-то надрывом, казалось, вот-вот расплачется:
— Желаю тебе удачи, Костя, береги себя, милый. Пожалуйста! Прошу, очень прошу!
— Хорошо, — сказал он. — Буду себя беречь. Прощай!
Положив трубку, он долго стоял в тесном зале в задумчивости. Зря так сухо простился с Людой… В путешествиях, как бы они ни были увлекательны, наверное, самое радостное — возвращение к причалу. И через три месяца он вернется. К ней! Куда же еще?
В соседнем зале Смолин купил открытку с видом приморского бульвара, сел за стол, обмакнул старомодное перо в густую жижицу на дне чернильницы. Надо написать всего несколько слов, последних прощальных слов. Нескладно сложился разговор. Но что написать? Люблю? Помню? Целую?
Не заметил, как на кончике пера вызрела тяжелая черная капля и дробинкой скатилась на открытку.
— Ну и ладно! — Он вдруг почувствовал облегчение. — Значит, так тому и быть.
Смял испорченную открытку, кинул в мусорный ящик.
После душных залов почтамта приморский бульвар наградил его бодрящим духом весны и обновления. Взглянул на часы — ого, уже без четверти семь! — и направился в конец причала, где на фоне уходящей в сизую вечернюю тень бухты глыбилась могучая грудь «Онеги».
Шел к судну как к доброму пристанищу, которое уже признал своим.
Глава вторая
ТЕ, КТО РЯДОМ
В назначенный срок «Онега» не ушла. Отход был отложен на полсуток: что-то не довезли, кого-то недооформили. Капитан был мрачнее тучи, и, приглядываясь к его отечному лицу с припухшими веками, Смолин подумал, что Бунич не очень-то здоров, сидит в нем некая застарелая хворь, и не только обстоятельства отхода, но и она, эта хворь, портит настроение капитану. Да и характером капитан, видимо, не из весельчаков. За обеденным столом почти не разговаривал, ел мало, чаще всего одно первое и пил сладковатую водичку, называемую компотом. Только иногда отпускал короткие, хлесткие реплики в адрес «мудрых хозяев», которые только и делают, что все путают и затрудняют, и ясно было, что под «хозяевами» подразумевалось московское научное начальство, снаряжавшее экспедицию.
