Сколько лет они не виделись? Пять. Да, пять лет назад февральским утром Ирина позвонила ему на работу: «Поздравляю тебя, Костя!» Все существо Смолина тогда всколыхнулось от радости. Значит, помнит! Сегодня у него день рождения. «Ты где?» — «В Москве!» Он бросил все дела, отыскал ее в городе, повел в ресторан и в результате опоздал домой, где уже собрались гости, пахло кулебякой, а у двери стояла с замороженным лицом Люда.
В ту последнюю встречу, когда они сидели в просторном зале ресторана на Ленинградском проспекте, Ира была весела, разговорчива, рассказывала о своей работе, о скорой защите диссертации, о дочке Ольге, которая сейчас такая забавная… О муже — ни слова, но ясно было, что в семье мир, благоденствие, купили машину, собираются на ней по приглашению поехать к кому-то в ГДР. Словом, все, все хорошо и она полностью успокоилась. Смолин тогда с горечью подумал: она успокоилась, а вот у Люды рана до сих пор не заживает и, наверное, не заживет никогда. Впрочем, в душе он понимал: ее нарочитое бахвальство — защита от их общего прошлого, от него, Смолина, а может быть, и от себя самой. За прошедшие с тех пор пять лет он ничего не знал об Ирине, да и не стремился что-либо узнать. Разбитую чашу не склеить, а трепать нервы не хотелось. Он уже вышел из того возраста, когда ради чувства мог отдавать себя на самосожжение. Какой-то французский мудрец говорил, что любовь — самое утреннее из чувств. Но тогда, десять лет назад, действительно было утро. Сейчас — давно за полдень.
Он внимательно, даже придирчиво посмотрел на стоявшую перед ним женщину. Да, за эти пять лет Ирина заметно постарела, и от этого открытия у него сжалось сердце. У рта грустные морщинки, предательские складки на шее, атласной чистотой которой он всегда любовался. Ему захотелось провести по шее рукой, как когда-то в минуты ласки, но теперь лишь для того, чтобы разгладить вот эти нелепые складки. Когда-то он говорил: «Ради бога, не старей! Ты не имеешь права!» Она, смеясь, обещала. И вот оно — неотвратимое приближение осени. Только волосы все так же прекрасны, гладки, блестящи, как отполированное черное дерево.
Что-то во взгляде Смолина смутило Ирину, лицо ее залилось краской. Неловкую затянувшуюся паузу прервал Крепышин, подоспевший, как всегда, вовремя. Вслед за ним двигалась громоздкая фигура Файбышевского. Шел он сутулясь, выставив вперед крепкий лоб и шаркая по палубе резиновыми шлепанцами. «Так вот кто Иринин начальник, — догадался Смолин. — С таким растяпой немудрено было опоздать к отплытию».
— Наконец-то отыскалась прекрасная незнакомка! — пропел Крепышин, игриво улыбаясь. — Ваше начальство, Ирина Васильевна, волнуется, места себе не находит: куда, мол, делась моя сотрудница? А я Григорию Петровичу сообщил, что по распоряжению капитана сейчас ее демонстрируют Стамбулу: вот, мол, какие у нас женщины! Из-за таких пароход может опоздать не только на полсуток. Таких женщин ждут всю жизнь. «Знойная женщина — мечта поэта», — как говорил Остап Бендер.
«Вот трепач», — ругнулся про себя Смолин. Его покоробила развязность Крепышина, Ирина тоже поморщилась.
— Григорий Петрович! — воскликнула она с наигранным оживлением. — У вас сейчас такой деловой вид, что мне даже страшно. Уж не пора ли нам садиться за микроскоп?
На тяжелом анемичном лице Файбышевского неожиданно проступила кроткая, осторожная улыбка.
— Я хотел бы вас, Ириша, запечатлеть на фоне Стамбула, чтобы фотографию иметь на память!
Ирина с легким кокетством отозвалась:
— На память дарят при расставании. А я с вами не хочу расставаться. Вы начальник, который меня вполне устраивает, у нас одна научная тема. Да и вообще…
— И все-таки я вас запечатлею! — упрямо, уже без улыбки прогудел Файбышевский. Обернулся к Смолину:
— Извините, что прервал.
— Вы, оказывается, знакомы? — поинтересовался Крепышин, пытливо взглянув на Ирину, потом на Смолина.
— Да так… — неопределенно буркнул Смолин. Поймал на себе мгновенный острый взгляд Ирины, но уже в следующий момент она легко, весело подскочила к борту, встала рядом с бело-красным спасательным кругом, на котором значилось «Онега», растянула губы в длинной рекламной улыбке:
