— Вот еще один персонаж! — сообщил Крепышин. — Лика, вернее, Лика Вениаминовна Плешакова. Геохимик. Даже кандидат наук. Особа с колючками — берегитесь! Но больше примечательна тем, что папина дочка, папа ее, как вам известно, ученый с самого Олимпа, из основоположников. Есть и еще одно достоинство: обитает на папиной даче в Дубках. Бывали там?
— Не приходилось.
— А мне довелось. Раза три… — похвастался Крепышин. — Идешь этаким неспешным шагом по асфальтовой дорожке, а справа и слева дубы под могучими кронами, за ними — заборы, а за заборами обитают одни знаменитости, о каждом в большой энциклопедии по три абзаца. Шагаешь мимо и сам в собственных глазах растешь — все выше и выше.
— Куда ж вам еще расти! — усмехнулся Смолин. — И так вон какой вымахал!
— Надо расти! Надо! Еще выше, — осклабился Крепышин. — Ох как надо! Чтоб тоже дача в Дубках. И в энциклопедии хотя бы строчка. А в довершение всего белые брюки, о которых мечтал Остап Бендер. И командировка в Аргентину.
Он расхохотался, как бы подтверждая этим, что все сказанное всего лишь шутка.
— Хотите, я вас представлю? Лика! Как говорится, разрешите, мадам…
С шутливым пафосом перечислил все звания и должности Смолина и тут же удалился переодеваться: «В заграницу вплываем — бегу за смокингом!»
Плешакова с любопытством подняла на Смолина спокойные глаза.
— А, значит, это вы? Тот самый, который…
Слова ее, а скорее тон кольнули самолюбие Смолина, но он заставил свои губы изобразить улыбку.
— Тот самый, который… А вы та самая, которая… геохимик?
Она ответила почти серьезно:
— Кажется, так прозываюсь… А кто я на самом деле — не знаю.
— Не скромничайте! — возразил он. — Геохимики в наше время люди перспективные. Недаром вас пригласили в такой рейс. Довольны?
— Тоже не знаю. — Плешакова равнодушно пожала плечами. — Послали — поехала.
— Но ведь наверняка у вас есть какие-то научные планы, замыслы, идеи…
Ответом был ленивый снисходительный смешок:
— Идеи? Вы это серьезно?!
— Вполне! — Откровенная ирония Плешаковой вновь вызвала у Смолина раздражение. Видно, на папиной даче в Дубках она с детства привыкла разговаривать с именитыми отцовскими гостями на равных, и ее слушали, даже воспринимали всерьез, как же иначе — дочь Плешакова! Но унаследовала ли эта самая Лика от отца, кроме звучной его фамилии, еще что-то путное? Часто ирония и скепсис прикрывают тех, кто блага и уважение получает по наследству, а не по личным заслугам.
— Вполне серьезно! — повторил Смолин. — А если нет идей, лучше сидеть дома.
Она неожиданно кивнула в знак согласия:
— Наверное, вы правы — лучше сидеть дома! — и взглянула ему прямо в глаза. — А лично вы едете с идеями?
— Надеюсь.
Плешакова плотнее запахнула борта куртки, зябко повела плечами и как бы походя, завершая утомивший ее разговор и глядя в сторону, обронила:
— Ну-ну! Тогда вас можно поздравить. Пойду, пожалуй, холодно, — и удалилась с каменным лицом.
По бортам наплывали на «Онегу» берега Босфора. Правый принадлежал Европе, левый — Азии. При входе в пролив на правом берегу возвышалась старинная крепость, когда-то здесь турки закрывали выход из Черного моря, за нею потянулись небольшие поселки и городки, состоящие из двух-трехэтажных светлостенных домиков с плоскими крышами, которые среди негустой растительности лепились к крутому берегу, как ласточкины гнезда. Там, на родине, на другой стороне моря, только что кончилась зима и бульвары лишь в первой зелени, здесь уже давно отцвели подснежники. Смолин несколько раз щелкнул затвором фотоаппарата.
— …Знаете ли вы, что в Босфоре два уровня течения? — монотонным голосом, подражая гиду, пояснял молодой человек в непомерно больших модных очках толстой даме, похожей на матрешку. — Одно верхнее — это вода идет в Черное море, а второе — нижнее — наоборот, из моря в пролив и дальше.
— Поразительно! — воскликнула дама и еще больше округлила глаза, а вместе с ними и красный нарисованный рот.
— А знаете ли вы, кто впервые это обнаружил?
Молодой человек строго взглянул на даму, словно она подвергалась школьному экзамену.
— Не знаю… — почти испуганно выдохнула дама.
