Смолин еще ни разу не видел академика, неизменно бодрого, живого, полного деятельного азарта, столь подавленным. Неужели так огорчился тем, что не может в Бостоне получить свою почетную докторскую мантию?
Вечером в каюту к Смолину неожиданно пришел второй помощник Руднев. Опустил на стул свое громоздкое тело, и стул под ним жалобно заскрипел.
— За помощью к вам пришел! — По его просторной физиономии медленно плыла сконфуженная улыбка. — Помирите с академиком!
— Вы поссорились с Солюсом? — изумился Смолин.
Стул под Рудневым заскрипел еще жалобнее.
— Да что вы! Просто он меня отбрил.
— За что же?
Руднев пожал плечами:
— Ей-богу, не пойму за что! Ночью после дежурства иду по палубе и вдруг вижу, у борта маячит фигура академика. А как раз в это время курс «Онеги» пересекала американская эскадра. Пришлось даже ход сбавить, чтобы в конфликт не вляпаться. Картинка что надо — авианосцы, крейсера, фрегаты! Говорю академику: вот они, гады, дорогу вам в Бостон и перекрыли. А он в ответ: все эти корабли — вселенская глупость! А корабли идут я идут. Красиво даже. Как в кино! А потом просто так, к слову, я возьми и ляпни: вот бы сейчас наши вышли навстречу лоб в лоб. Сила на силу! Было бы классное представление! Мы бы, конечно, взяли верх. Где наша не брала!
— Ну и что академик?
Руднев со смехом хлопнул себя по твердой и плоской, как пенек, коленке.
— Академик чуть не подскочил на месте. Он малость того, с приветом. Это точно! От избытка мозгов, что ли, или по старости годов. Мне в ответ, да так горячо, торопливо, словно в самом деле вот-вот начнется сражение: пожалуйста, говорит, перед этим вашим представлением столкните меня за борт. Облегчите мне напоследок совесть. И представляете, сказал все это так серьезно, что я даже чуток струхнул. Говорю ему, мол, пошутил. А он мне: от шуток города горят. И ушел с таким видом, будто я в самом деле какой-то поджигатель. Ну не чудак ли?
Руднев поерзал на стуле.
— Посоветуйте, Константин Юрьевич, что делать? Может, пойти и извиниться? Вы его знаете.
Смолин покачал головой:
— Не надо! Главная причина здесь не в вас, так что извиняться бесполезно.
Руднев огорчился еще больше, грустно пошевелил бровями:
— Неужели бесполезно? Вот незадача! Чувствовал, мука какая-то сидит в старикане. А я еще его обидел. Теперь мучаюсь тоже…
Смолин кротко улыбнулся:
— Ну и помучайтесь! Не только таким, как он, стариканам, совесть свою терзать. И нам полезно. Хуже, когда нет никаких душевных мук.
Руднев внимательно взглянул на собеседника.
— Значит, и вы тоже?..
— Я тоже!
Второй помощник ушел притихшим, озадаченным, так ничего и не понявшим. Перед тем как открыть дверь, почесал затылок: ох уж эти ученые!
Заседание научно-технического совета по итогам эксперимента Чуваева было назначено на десять утра. С девяти Крепышин обзванивал некоторые каюты и доверительно предупреждал: «Просят прибыть обязательно и, так сказать, — он ронял в трубку кругленький упругий смешок, — проявить лояльность».
С этим Крепышин обратился и к Смолину:
— Конкретно к вам, Константин Юрьевич, не было поручения обращаться, — он снова хихикнул в трубку, — даже наоборот. Но я, извините, проявил смелость. Подумал, а вдруг обидитесь? Мол, других предупредил, а вас нет. Вот и взял на себя инициативу…
Откровенное шутовство Крепышина взбесило Смолина. Он отрезал:
— У меня нет времени на шуточки, товарищ ученый секретарь. Ищите кого помоложе, — и бросил трубку на рычаг.
Заседание проводилось в кают-компании. Его обставили весьма наукообразно. К стене прикрепили схемы и диаграммы, на которых Кисин, оказавшийся приличным рисовальщиком, вычертил цветными фломастерами все цифровые этапы погружений своих аппаратов. Были обозначены глубины, плотность воды, световая обстановка, подводные течения. Вместо условных значков на ватмане были нарисованы и сами многоглазые аппараты, при помощи которых намеревались вести исследования.
Однако ровно в десять не начали. Золотцев, сидевший за столом президиума, почему-то тянул, поглядывая то на часы, то на входную дверь. Оказывается, ждали Солюса, а он не шел. Крепышин дважды склонялся над телефоном в углу зала, набирал номер, терпеливо ждал ответа — телефон не отвечал.