Клифф молодчага! Совсем неплохо играет, к тому же смелый импровизатор, мелодия под его рукой льется легко, вольно, радостно, и действительно кажется, что ее подарил ему океан!
— Это Шопен! — сказала Азан.
Какая разница! Это голос океана! В нем присутствует и Шопен — в этих океанских глубинах, в воздухе над океаном, в просторах всей планеты. Не Шопен создал эту музыку — природа сердцем и руками Шопена. И все это — наш с вами мир. Такой прекрасный, такой голубой! Шопен, Шуберт, Шуман, шорох листвы, пение птиц, плеск моря, раскаты весенней грозы… Это и есть жизнь!
Да, сегодня Клифф Марч поразил Смолина. Вулкан эмоций прячется в этом человеке, у которого все мысли, чувства и поступки, казалось, размечены по линейке.
Вдруг оборвав музыкальную фразу на полуслове, Марч отнял руку от клавиш, взглянул на Смолина и молча, одним лишь движением глаз пригласил к пианино.
— Но я же не слышал мелодий морского дна, Клифф, — рассмеялся Смолин. — И потом, почему ты решил, что могу вот так же, как ты?..
— А ты попробуй, Кост! Музыка сама тебя найдет. Сыграй что-нибудь про Атлантиду. Ты ж ее открыл!
Смолин сел к инструменту, осторожно коснулся пальцами клавиш, взял первый аккорд — он, наверное, был похож на человека, входящего в реку, — сперва неуверенно макнет ногу, потом боязливо ополоснется, потом, отважившись, отчаянно бросается в поток… Самому себе на удивление, он, кажется, неплохо извлек из глухого угла памяти то, что хотел извлечь, и сумел точно положить это на клавиши, хоть вещь не столь уж простая и исполнял Смолин ее давным-давно.
Алина в удивлении приложила руку к щеке, да так и застыла. Клифф запустил пятерню в бороду, казалось, что хочет ее содрать, чтобы не мешала слушать. Когда Смолин поставил в пьесе последнюю точку, Клифф положил ему на плечо руку:
— Кост, ты настоящий мастер! Это было сработано по первому классу! Но что ты изобразил? Нечто знакомое, а припомнить не могу.
— Равель. «Игра воды».
— Вы превосходный пианист! — похвалила Алина.
— Учили когда-то…
— Тот, кто в ладах с музыкой, счастливый человек, — продолжала Алина. — Завидую вам.
— Не обязательно уметь играть, важно нуждаться в музыке. Я уверен, музыка самое поразительное, что сотворило человечество. Толстой незадолго до смерти сказал, что среди того, с чем ему особенно горько будет расставаться, это музыка.
Клифф кивнул:
— Мне тоже будет особенно горько расставаться именно с музыкой.
— Почему расставаться? — удивился Смолин.
— Потому что придется. И возможно, скоро. И мне, и тебе, Кост, и, к сожалению, Алине — всем! К тому идет дело. Толстой тревожился за судьбы людского рода, но он жил в другое время. Тогда были опасности над отдельными народами. А теперь над всем человечеством. Я недавно читал Рэя Брэдбери. Одну новую его вещь. Невеселым представляется ему наше время. Разум не находит разумных оснований жить. Преобладающее настроение — уныние и апатия. Лозунг — конец света. Мы роем себе могилу и готовимся в нее лечь. Не только четыре всадника Апокалипсиса показались на горизонте, готовые ринуться на наши города, но появился и пятый, еще худший, — Отчаянье, возглашающий лишь повторение прошлых катастроф, нынешних провалов, будущих неудач. Так пишет Брэдбери. Честно говоря, Кост, я радовался тому удивительному циклону, с которым мы столкнулись неделю назад в самом пупке Бермудского треугольника, вместе с Алиной с удовольствием фотографировали идущие на нас грозные и странные столбы туч, которые вздымались от океанских гребней к высотам поднебесья. Думал: это же удача для науки, для нас с Алиной. Еще одно открытие! А может быть, это на самом деле было закрытием, может быть, это были как раз те всадники Апокалипсиса, и самый грозный из них столб, насыщенный темной клокочущей мокротой туч, тот самый, что меня особенно вдохновил, был пятым всадником в черном саване?..
— Клифф! Что с тобой? Это не похоже на тебя, — изумился Смолин. — Ты всегда внушал другим уверенность, надежду на здравомыслие, на то, что в конце концов все будет о’кэй! Откуда это у тебя?
Закинув руки за спину, склонив голову, американец прошелся по залу, словно в раздумье, подошел к пианино и одним пальцем выбил из двух-трех клавиш бесхитростную детскую мелодию из диснеевской сказки о Микки Маусе.
