— На берегу скучно, месье. — Девичий голос вдруг утратил нотки озорства и смягчился легкой грустью. — Неуютно, месье, и страшно. Все о войне, о войне! А мы не кролики, нам неохота ждать, когда нас прикончат. Вот и решили сами идти страху навстречу в Треугольник дьявола. В море мы что-то значим. Разве не так, месье?
— Так! Конечно, так! Вы правы, Жаклин! — поддержал Смолин.
Некоторое время динамик молчал, но было слышно, как там, на яхте, переговариваются рядом с микрофоном.
— Вы отважные девушки. Мы восхищаемся вами, — продолжала «Онега».
— Благодарим! — Голос капитана яхты снова окрасился юным задором.
Литвиненко выхватил у Смолина микрофон и крикнул в него неожиданно по-английски и вполне грамотно:
— Девушки, а в чем вы нуждаетесь? Может быть, продукты, вода?.. Говорите!
— В чем нуждаемся?.. — Некоторое время динамик негромко шипел и потрескивал, потом раздался смешок и озорной голос: — Мы нуждаемся в мужчинах!
Литвиненко опешил, растерянно протянул микрофон Смолину. Тот давился от смеха.
— Это для вас рискованно, — предупредил он. — У нас на борту сто двадцать мужчин!
Динамик помолчал, словно в раздумье.
— Сто двадцать, говорите? — Жаклин придала тону деловую озабоченность. — Мы подсчитали… Сто двадцать на троих… Справимся!
Рулевой прыснул, зажав ладонью рот, а Литвиненко схватил бинокль, выскочил на крыло мостика и направил тоскливый, усиленный оптикой взгляд в океан, где порхали на ветру нежные лепестки парусов такого хрупкого отважного женского суденышка.
— Бывает же… — почти простонал Литвиненко и, спохватившись, снова потянулся к микрофону: — Девушка, а какие у вас радиопозывные? Сообщите, пожалуйста!
— А зачем вам? — игриво поинтересовалась яхта.
— Да так, на память.
Яхта сообщила, и Литвиненко поспешно записал на листке, а листок спрятал в карман.
Они долго провожали взглядами оставшееся за кормой «Онеги» крохотное суденышко, до тех пор, пока не поглотила его косматая океанская даль.
— Ребята, оказывается, вам и не нужен переводчик, — сказал Смолин. — Сами все понимаете.
Вахтенный помощник махнул рукой:
— А что толку понимать-то?
Возле столовой команды на доске объявлений повесили новую афишу: «Сегодня в 19.30 уникальный вечер отдыха: танцы в Бермудском треугольнике. Спешите! Спешите!»
Это была затея Крепышина. Его выбрали в судком, где он отвечает за культурно-массовые мероприятия. Из всех мероприятий его душе наиболее близки танцы. Говорят, Крепышин первоклассный танцор.
Танцы в Бермудском треугольнике Крепышин замышлял давно. Он любил экстравагантные ситуации.
— Как говорил Остап Бендер, командовать парадом буду я! — сообщил он за завтраком в кают-компании. — И на первый вальс приглашаю вас, Нина Савельевна. Специально для вас в фонотеке мы нашли старинный вальс «Над волнами».
Доброхотова зарделась:
— Принимаю приглашение. Почему бы не тряхнуть стариной? Помню, двадцать лет назад, во втором рейсе…
Значит, сегодня «Онега» пересечет невидимую границу этого самого, как о нем говорят, «пресловутого» треугольника, невеликого пространства океана, образованного на карте линиями, проведенными от Бермудских островов к оконечности полуострова Флорида, оттуда к северному берегу острова Гаити и снова к Бермудам. Именно в этом сравнительно небольшом пространстве, как свидетельствует давняя молва моряков, да не только молва, но и подлинные, протокольно зафиксированные вахтенными журналами факты, происходят вещи странные, порой необъяснимые, именно здесь больше, чем в других районах Мирового океана, погибает кораблей, причем некоторые безвестно и бесследно.
И хотя многие ученые посмеиваются над «россказнями о бермудских кознях», считают, что беды там случаются по причине дурной погоды и интенсивного судоходства, однако даже у скептиков в душе прячется тревога. Все-таки часто погибают там корабли!
Вечер танцев не состоялся.
К середине дня океан приутих, лишь колыхала его обычная зыбь, небо было почти безоблачным, тишь да гладь, но с людьми происходило что-то странное. Многие не выходили из кают, а те, кого увидел Смолин на палубе, пребывали в подавленном настроении. Наверное, подумал Смолин, причина этому — воздух, насыщенный такой свинцовой тяжестью, словно над твоей головой до предела спрессовалась земная атмосфера, придавила плечи, загустила в жилах кровь, проникла, казалось, в каждую клетку.
