Трал пришел почти пустым — порвался во мраке глубин на камнях, всего на два противня оказалось в нем рыбы да чуток разной придонной живности. Не порадовали и два последующих трала жаждущих ухи и жаждущего эффектных кадров кинооператора Шевчика. Солюс получил несколько «своих» рыбин, Файбышевский «свою» губку, Корнеева — ничего. Брахиоподы упорно не желали попадать в сеть.
Опустив голову, Корнеева тихо удалилась с палубы с видом школьницы, которая давно известна в классе как безнадежная двоечница. Ирина с горечью смотрела ей вслед и чуть не плакала от обиды за подругу.
Среди актиний, поломанных кораллов и увядших на воздухе губок Лукина нашла в трале странную рыбку, неказистую, крохотную, пучеглазую, с колкими, прозрачными, как стеклышки, плавничками, с медным, налитым жиром телом.
— Золотая рыбка! — вздохнул боцман Гулыга, руководивший подъемом тралов. — Взглянуть не на что! Даже в котел не бросишь. А во что обошлась отечеству! Только для науки и сгодится. Наука все подбирает.
Ирина положила уже утратившую признаки жизни рыбешку на ладонь и понесла в лабораторию к Солюсу.
— …Лукину просят срочно зайти в лабораторию академика Солюса. Повторяю, Лукину просят…
После короткой паузы динамик бойко добавил:
— Могут зайти туда и все желающие. Не прогадают!
В лаборатории оказалось полно народа, пришли даже американцы. На физиономии Мосина застыло торжественно-значительное, как перед вручением наград, выражение, и Смолин понял: произошло действительно нечто выходящее за рамки обычного.
На столе в лабораторной банке, заполненной желтоватым формалином, шевелилась по причине качки, словно еще живая, крохотная рыбка, та самая, золотая, которую два часа назад Лукина передала академику.
У стола стоял Солюс. Вид у него почему-то был сконфуженный, как у человека, который, пригласив гостей, обнаружил, что ему их нечем угощать. Сейчас он казался еще более щуплым и старчески ломким, его безволосая голова на худой длинной шее покорно покачивалась в такт крену судна, как высохший полевой цветок под осенним ветром. Большие печальные глаза настороженно поблескивали. Когда появился Шевчик с камерой в руках, академик и вовсе приуныл.
— Друзья мои, — сказал он наконец. — Поймите меня, я вовсе не замышлял устраивать помпу. В науке ее не должно быть. Я здесь ни при чем…
Стоявший рядом с ним Золотцев благодушно рассмеялся:
— Да! Да! Подтверждаю. Орест Викентьевич здесь ни при чем. Это все я! Я! — Продолжая загадочно улыбаться, он взглядом показал на Мосина: — И примкнувший ко мне Иван Кузьмич. Это мы с ним решили придать случившемуся должное звучание.
Золотцев ласково притронулся к рукаву старой выцветшей куртки Солюса:
— Попросим уважаемого академика поведать нам, что же случилось.
А случилось вот что. Вооружившись самыми полными и новейшими справочниками издания Британского музея, Солюс попытался определить происхождение рыбешки. Не оказалось рыбешки в справочниках! Даже похожей нет. Значит, незнакомка! Ясно, что относится к глубоководным, но в смысле вида — сама по себе.
Солюс взял в руки банку и задумчиво взглянул на рыбку, словно еще раз хотел убедиться в правильности своего вывода.
— Значит… — бодро подсказал ему Золотцев…
— Значит, если я, конечно, не ошибаюсь, сделано в некотором роде открытие. — Солюс поставил банку на место, провел взглядом по лицам собравшихся, словно ища в них поддержки. — Но я не думаю, что мы вправе впадать в ажиотаж. Не столь уж редко в океане открывают неизвестных ранее рыб и моллюсков.
— Но в данном случае новый, новый вид! — продолжал подсказывать академику Золотцев, и голос его звучал торжественно.
— Это верно, если, конечно, я не ошибаюсь, тут новый вид, — кивнул академик.
— Значит…
— Значит, как настаивает Всеволод Аполлонович, этой рыбке надо дать название. Так положено. И сообщить об открытии коллегам в другие страны.
При каждой фразе академика Золотцев кивал головой, как терпеливый учитель, поощряющий туго соображающего подростка.
— Насколько мне известно, Орест Викентьевич уже придумал название рыбке, которая поистине стала для нас золотой. Но только он еще никому не сообщил. В секрете держит. — Золотцев многозначительно поднял палец. — И вот сейчас настанет исторический момент. Академик откроет свой секрет.
