Вот он перед тобой, этот океан, за хрупким бортом судна, присмотрись к нему, задумайся над ним, протяни к нему руку, владей им! Но владеть проще, чем освоить. Недюжинные силы нужны. Раньше других взялись за серьезное изучение океана те, кому такая работа по плечу, — великие державы, и прежде всего США и СССР. Прославленный «Витязь» больше тридцати лет назад стал первым советским посланцем науки в голубых просторах планеты.
Едва оказавшись за морским горизонтом, он попал в удивительный мир тайн, из которого тут же, не мешкая, стал черпать полной мерой. И что не зачерпнет — открытие, поражающее воображение. Впервые с научной дотошностью «Витязь» измерил пропасть Марианской впадины. И вынес суждение: 11 022 метра! Так была зафиксирована максимальная глубина Мирового океана, или, как значится на некоторых картах, «глубина «Витязя». Сам «Витязь» и те корабли науки, которые пошли за ним следом, открыли новые подводные горы и разломы дна, поражающие воображение, подобные циклонам водяные вихри и течения, встретили в черных глубинах неведомые ранее существа…
В прошлом веке некий Уилсон, должно быть англичанин, принял за отмель вершину неизвестной подводной горы, такой же, как Элвин. С тех пор это место получило название — «банка Уилсона». Именно здесь, оказывается, обитают губки особой породы, за которыми охотятся сейчас Файбышевский и Лукина. Ради этих невзрачных морских тварей приплыли сюда, за тридевять земель, двое ученых из Киева. А «банка Уилсона» куда ближе к Нью-Йорку, чем к Киеву. Вполне возможно, что американцы уже побывали здесь, набрали ворох уникальных губок, разглядели под микроскопом, нашли в них то зернышко, ради чего и стоило тратить силы. И может быть, уже давно получили то, над чем сейчас бьются Файбышевский и Лукина. И не надо бы изобретать велосипед заново. Все мы из одного человеческого рода, и хвори у американцев такие же, как у нас. Но, оказывается, даже в этом невозможно объединить усилия. Конфронтация проходит не только по морям и делам, но и по лабораторным столам, даже по тем, на которых ищут средства борьбы против рака.
И вот большой научный корабль по имени «Онега», идущий в океан для предстоящей совместной работы по международной программе изучения погоды, на сутки ложится в дрейф, чтобы отыскать на океанском дне хотя бы несколько штук скользких ноздреватых губок особой породы.
Погода стояла отличная, все толпились на палубах. Наступал час зрелищ: опускали тралы. Большой, промысловый, чтобы взять рыбы и для академика Солюса, для его не понятной никому науки, которая интересуется лишь рыбьими мозгами, и запросы камбуза не забыть — надоели борщи, соскучились по свежей ухе. Два трала поменьше предназначались специально для губок Файбышевского и брахиоподов Корнеевой — она все еще не теряла надежды на удачу.
Корнеева стояла в сторонке ото всех с застывшим напряженным лицом и ждала появления трала, как небесного знамения. В отличие от нее Лукина, как всегда, металась по палубе, обращаясь то к матросам, готовившим снасти, то к командующему всеми операциями Кулагину, то к Файбышевскому, который нерушимой скалой возвышался у борта. Глаза Ирины светились радостным нетерпением ожидания, как у ребенка, которому обещали рождественский подарок от самого Сайта Клауса.
Солюс, наблюдавший за Лукиной, не удержался от восхищенного вздоха:
— Удивительно мила эта женщина!
Смолин улыбнулся про себя: неравнодушен академик к Ирине! Он поймал себя на мысли, что ему льстит это тайное стариковское поклонение.
Первым поднимали промысловый трал, такой просторный, что, наверное, в нем мог бы поместиться дом, — тянул его из моря толщиной чуть ли не в руку стальной трос, намотанный на барабан главной лебедки.
Шли напряженные минуты подъема. Гудела, вздрагивая от чудовищного напряжения, главная лебедка, позвякивало, поскрипывало под напором троса колесо блока на стреле крана, покрикивали, командуя, старпом и боцман.
Все были возбуждены, бросали на кормовую палубу нетерпеливые взгляды, как на арену, и казалось, что сейчас состоится захватывающая дух коррида — с риском, выказыванием ловкости, мужества, отваги, может быть, с кровью. Развлечений на судне мало, любая забортная работа тянет к себе праздный взгляд: вдруг произойдет нечто необычное. Ведь в море всегда ждешь необычного. А уж от главного промыслового трала тем более — он вроде волшебного мешка Нептуна, в котором припрятано нечто и неожиданное и счастливое.
