- Аня! - обрадованно восклинул он.
Шкаф был забит провизией - консервными банками, плитками шоколада, бутылками с минеральной водой, запечатанными в целлофан хлебными батонами и тому подобным. Правда, на банках и бутылках не было привычных этикеток. Их заменяли простые бумажные наклейки с указанием содержимого. В белую бумагу с надписью "Шоколад" были завернуты и плитки, каждая в отдельности.
- Но сколько всему этому лет? - осторожно спросила Аня.
- Подумаешь, - беспечно сказал Сретенский. - Были случаи, когда находили спустя семьдесят лет продовольственные запасы арктических экспедиций. Попробовали - нормально...
Андрей Иванович сорвал пробку с бутылки. Вода шипела и пузырилась. Сретенский с наслаждением сделал огромный глоток, фыркнул, улыбнулся и передал бутылку девушке. Та отхлебнула сначала чуть - чуть, не смогла удержаться и допила бутылку до конца.
- Видишь, не умерли, - подзадорил её Сретенский.
Он достал банку с надписью "Свиная тушенка", вскрыл её той же острой железякой, сразу пригодившейся ему и в качестве вилки.
- Вкусно! - громко объявил он.
Голод победил сомнения Ани, и она набросилась на тушенку. Впрочем, её понятные опасения были безосновательны. Сколько бы ни пролежали здесь эти продукты, они превосходно сохранились в сухом воздухе при никогда не меняющейся температуре.
Насытившись, Аня и Сретенский почувствовали себя значительно лучше. Девушку уже не так угнетала мысль о трупах в соседней комнате. Андрей Иванович решил осмотреть ящики письменного стола, но в них не нашлось ничего, кроме хлама вроде старых авторучек и листов бумаги, изрисованных бессмысленными каракулями.
Неизвестно по какому наитию Сретенский вытащил нижний ящик из правой тумбы стола. Хотя наитие наитием, но в его поступке была и логика. В левой тумбе ящики отсутствовали, там располагались две полки, и если в этом столе хотели что - то спрятать, так только под правым нижним ящиком.
Там Сретенского действительно ждала находка. Она выглядела настолько жалко - пожелтевшая измятая тетрадка без обложки - что Андрей Иванович принял её за такой же мусор, как и все остальное в столе, завалившийся за бортик ящика в незапамятные времена. Но стоило ему бросить взгляд на первый лист, как он издал удивленный возглас, разгладил тетрадку ладонью, сел на кушетку и жестом пригласил Аню последовать его примеру.
Девушка с любопытством посмотрела на старую тетрадь - обыкновенную, школьную, в клетку. Видимо, одного или нескольких листов с началом текста недоставало, потому что с верха страницы явно шло продолжение, быстрым импульсивным почерком.
"... Которого я уже никогда не увижу. Боже, храни его, если ты есть."
За этой краткой и совершенно непонятной записью следовал заголовок, сдвинутый влево.
"14 июля 1970 года. 17 - й год Фоксхола".
- Это... Дневник? - предположила Аня.
Сретенский не откликнулся, погруженный в чтение, и девушка принялась читать вместе с ним.
"Сегодня выбрался в город - как всегда, не один, а в проклятой навязанной компании. Происходит что - то ужасное. Они хотят убедить людей, что мира, откуда мы прибыли, вовсе никогда не существовало. Теперь они утверждают, что Фоксхол - это и есть наш мир, где цивилизация была разрушена атомной войной. Но у людей есть память! Как они заставят их забыть? Их расчет прост, как в той притче про мужика, которому все говорили, что он продает не петуха, а зайца, так что в конце концов он сам поверил. Самое страшное - я встречался с людьми, которые вроде бы не должны забыть, как все было на самом деле. Но некоторые начинают сомневаться, а другим наплевать... Фоксхол становится единственной реальностью."
- Фоксхол? - Аня подняла глаза на Сретенского. - Лисья нора?
- Если они придумали такое название для здешнего мира, надо признать его удачным, - заметил Андрей Иванович. - Но давай читать дальше...
"28 июня.
Теперь они заставляют нас обсчитывать траектории. Зачем? Не собираются же они вступать в апокалиптические битвы с обитателями Темных Миров... Да это и невозможно. Мембраны ведут себя как и полагается порядочным мембранам - пропускают что бы то ни было только в одну сторону. Правда, то, что приходит из Неизвестного, ведет себя вопреки физическим законам. Однако на нас и материальные объекты Фоксхола это не распространяется... Впрочем, последняя теоретическая работа Грановского изумительна. Если его выводы подтвердятся, теория Ключа и Двери может стать всеобщей, и тогда..."