Если бы кто-то намекнул мне тогда, что в первый же день кастинга со мной произойдет нечто особенное, я бы, конечно, не поверил. Но случилось то, что случилось: в школьном буфете я встретил ожившую картинку из той самой роскошно иллюстрированной книжки сказок, которая когда-то поразила мое детское воображение. Передо мной стояла маленькая голубоглазая полноватая девочка с круглыми розовыми щеками и золотыми кудряшками. Она была точной копией волшебной феи, нарисованной ирландским художником, и я просто потерял дар речи – настолько меня изумило это невероятное сходство, – а потом начал плести ей какую-то ерунду и полез в буфет, чтобы угостить.
Не помню, как и почему мы с ней оказались в кафе напротив школы. Я чуть не свалился со стула, когда она сообщила, что на пробах будет танцевать рил – исконный ирландский танец! «Это знак судьбы», – подумал я и назначил ей свидание. Хотя нет, свидание было назначено позже, после пробы. Она танцевала неплохо, но Паша сказал, что она не вписывается в его образ команды, а Даня заметила, что ей нужно сменить амплуа.
– А какое у нее сейчас амплуа? – поинтересовался я.
– Пытается изображать героиню, – подумав, ответила Даня. – Понимаешь, у нее на лбу написано, как ей хочется стать главной, центровой и вообще самой-самой, и при этом душа не на месте: нервничает, жмется, сбивается. Не ее это образ. Ей бы что-нибудь комедийное…
– Из нее бы вышла блестящая клоунесса! – серьезно закивал Паша.
– Ага, рыжая! – усмехнулся я.
– Цвет волос тут ни при чем, – улыбнулся Паша. – Мне показалось, в ней есть что-то забавное и одновременно грустное. Она могла бы и смешить, и трогать до слез, а на это, знаешь ли, не всякий способен. Вот ты, например, так не смог бы!
– Ну и взял бы ее в команду, раз она такая способная! – подзадоривал я его.
– Не могу… – вздохнул Паша. – Слишком уж она колоритная.
– Давай перекрасим ее в черный цвет, а веснушки замажем пудрой – и всю колоритность как рукой снимет! – смеясь, настаивал я.
– Не получится, – ответила Даня, пристально глядя мне в глаза. – Она толстая, и улыбка у нее как у клоуна.
Я вздрогнул, осекся и не произнес больше ни слова. А вечером мы с Машей – так звали девочку – встретились в кафе. Она уже знала, что не прошла в команду, и, наверное, не желала меня видеть, но все-таки пришла, а потом расплакалась у меня на глазах. Я очень хотел ей помочь хоть чем-то, но не решился передать ей Пашин совет стать клоунессой – она бы смертельно обиделась: девочке всего четырнадцать, а кому хочется быть смешным в таком возрасте? Возможно, я подкину ей эту идею как-нибудь потом, когда мы подружимся, а сейчас нужно что-то другое, что-то вдохновляющее. Не придумав ничего лучшего, я просто поцеловал ее, а она, как и любая девчонка, явно восприняла это слишком близко к сердцу, но мне почему-то было легко и весело.
Мы начали встречаться, и чем больше я узнавал Машу, тем больше удивлялся проницательности Дани и Павла, которые с первого взгляда умудрились ухватить ее сущность. Маша действительно была очень забавной и умела веселить других, но при этом ее глаза всегда оставались серьезными и немного грустными.
Однажды, прогуливаясь по городу, мы с ней забрели в кинотеатр старых фильмов и посмотрели «Небо над Берлином»: мне было нестерпимо скучно от высокопарных монологов персонажей, а она вплоть до заключительных титров глядела на экран с открытым ртом, а из кинотеатра вышла задумчивая и притихшая. Я начал ей вещать о подоплеке фильма, об ангелах, акробатах и прочей ерунде, а она рассеянно выслушала мою болтовню до конца, а потом рассказала мне, что в детстве по ночам она со своим братом и их другом Тимофеем бегала в местный цирк разучивать акробатические трюки. Взглянув мне в глаза и увидев там недоверие и насмешку, она замолчала, а когда мы уже почти дошли до ее подъезда, вдруг заявила:
– Если бы меня спросили, кем я хочу стать – ангелом или балериной, я бы выбрала стать балериной. – И, не попрощавшись, убежала домой.
На репетициях «Первого шага» она не появлялась, несмотря на все мои уговоры. Я долго не мог понять почему, ведь в команде танцуют ее брат и старые друзья! Возможно, она стеснялась Павла и побаивалась Даниэлу. Я и сам, честно говоря, опасался насмешек своей верной подруги и неизменной партнерши по танцам. Даня не принимала моего увлечения Машкой и считала его дикой и нелепой причудой, однако – надо отдать ей должное – не позволяла себе колких замечаний на эту тему при посторонних, за что я был ей очень признателен. Но наедине она нередко высказывала мне свое недоумение и недовольство.
