Две жены господина Н. - страница 106
Маша оставила Олечку с ними и пошла по коридору в свою комнату. Вдруг все вокруг затряслось, раздался ужасающий грохот, и на месте двери, в которую она хотела войти, Маша увидела огромное отверстие в стене, а дальше вместо комнаты — набережную, деревья и реку. От ужаса девушка остолбенела…
В этот момент в коридоре появилась мать, Ольга Борисовна, с искаженным лицом и совершенно белой от известковой пыли головой.
— Ты жива? Машенька, ты жива? А где Наташа и Адя? Они были на втором этаже, но я не могу их найти…
В верхней гостиной все остались в живых. Напуганные девочки плакали среди рухнувшей и разбитой мебели, но стены и потолок в комнате уцелели, только лежавшую на кушетке Елену совершенно засыпало кусками штукатурки и известкой.
Снизу раздался голос отца, звавшего жену:
— Оля, Оля, где ты?
Все сразу с облегчением вздохнули — жив! Петр Аркадьевич жив!
Мама вышла на балкон.
— Оля, все дети с тобой?
— Нет Наташи и Аркадия.
В этих скупых словах Ольги Борисовны прозвучало такое отчаяние, что у Маши сжалось сердце. Она вместе с княжной Марусей бросилась к лестнице, чтобы спуститься вниз на поиски брата и сестры.
Но лестницы не было. Только несколько верхних ступенек, а дальше пустота…
Девушки, не думая, что это может быть опасно, спрыгнули вниз, на кучу щебня, в который превратились каменные ступени лестницы. Маша Столыпина отделалась ушибами, а княжне Кропоткиной повезло меньше — она очень сильно ударилась и, как выяснилось позднее, отбила себе почки… Остальных домашних спустили вниз на простынях прибывшие вскоре пожарные.
Сад перед домом представлял такую картину, что очевидцы позже с трудом находили слова для описания увиденного, но все сходились во мнении, что это было «нечто ужасающее».
Со всех сторон доносились жуткие крики, вой и плач. Все было залито кровью, в лужах которой тонули куски разбитой штукатурки, кирпичные обломки, бумаги, щепки, везде валялись мертвые и раненые люди, скрючившиеся в неестественных позах, и, самое страшное, части разорванных тел — ноги, пальцы, уши…
Первым побуждением Маши, когда она сумела хоть как-то взять себя в руки, было увести младших сестер подальше от этого ада. Как только девочек спустили с разрушенного второго этажа, старшая сестра отвела их вместе с рыдающей гувернанткой-немкой в самый дальний угол сада, к оранжерее.
Елена, в первый раз после тифа вставшая на ноги, передвигалась с большим трудом, но оставаться возле дома, среди этого ада ей было нельзя.
Тем временем Петру Аркадьевичу удалось отыскать на набережной, под обломками дачи Наташу и трехлетнего Адю. Оба были живы, но тяжело ранены.
Оказалось, что они в момент взрыва стояли на балконе дачи вместе с нянькой, семнадцатилетней девушкой, воспитанницей Красностокского монастыря.
Маленький Аркадий, с интересом рассматривавший подъезжавшие к дому экипажи, единственный из всех выживших видел, как на набережной появилось ландо с двумя жандармами, бережно державшими в руках набитые портфели…
Жандармы возбудили подозрение швейцара, старого опытного служаки, нарушениями в форме одежды. Фасон головных уборов жандармских офицеров был недели за две до того изменен, а приехавшие были в парадных касках старого образца, украшенных двуглавым орлом (хотя по новым правилам должны были быть в фуражках). На помощь швейцару, остановившему «жандармов», кинулся из приемной состоявший при персоне премьер-министра генерал Замятин, наблюдавший эту сцену из окна.
«Жандармы», оттолкнув швейцара, все же ворвались в прихожую дачи и кинули свои портфели на пол, под ноги генералу, вышедшему им навстречу, чтобы разобраться, в чем дело. Большая часть дачи взлетела на воздух…
Террористы, швейцар и генерал Замятин были буквально разорваны в клочья. Всего от взрыва на месте погибли тридцать два человека, не считая раненых, умерших в больницах в последующие дни. (Сведения об этих смертях приходили ежедневно, причиняя Петру Аркадьевичу страшную боль…).