«В моей жизни сейчас нет особенного человека». Мысли Пайпер вертелись по спирали, и ей становилось лишь больнее. Она никак не могла призвать на помощь разум. Ничего не могла поделать.
Она была для него пустым местом. Их отношения ничего не стоили. Джейгер мог спать с ней, но не готов был показаться с ней на публике. Пайпер вдруг вновь почувствовала себя ребенком, когда попросила отца отвезти ее в парк, а тот не отвез.
Когда хотела взять его фамилию, но он отказал ей.
Попросила сходить в кафе, в цирк, к нему домой или на выпускной, чтобы станцевать танец отца и дочери…
Мик всегда отвечал отказом.
Он признавал ее существование только в этом доме, в этом пространстве. Вне этих четырех стен ее не существовало. Видимо, не только для Мика, но и для Джейгера.
Будто раскаленный нож пронзил сердце Пай-пер. Пронзительная боль и унижение захлестнули ее, и она выронила пульт. Слезы брызнули из глаз, в ушах зашумело. Она сжала руки, проклиная отца и Джейгера. Двоих мужчин, которых она любила, но чьей ответной любви так и не получила.
– Привет, это я! Я пыталась пару раз дозвониться до тебя, но попадаю на голосовую почту. Я очень взволнована! Кажется, у нас есть доказательства, так что позвони мне как можно скорее, хорошо?
Джейгер закрыл телефон и нахмурился. Голос Пайпер выдавал ее волнение. Она просила срочно перезвонить. Но почему тогда ее телефон выключен?
«Господи, пусть с ней и Тайлером все будет в порядке. Хоть бы ничего не случилось», – думал Джейгер. Он отодвинул свой стул и растерянно улыбнулся братьям.
Сейдж, сидевшая напротив него, наклонилась вперед, чтобы спросить:
– Что-то не так?
Джейгер поднял стакан виски и пожал плечами:
– Пайпер нашла бумаги по камням.
Линк выпрямился. Очевидно, ему не терпелось услышать подробности.
– Серьезно? Где?
– У ее родственницы есть дневник. Пайпер считает, что у нее также могут быть еще сапфиры. – Джейгер понизил голос, чтобы никто больше не услышал его слов.
– Еще? – переспросил Беккет. – Сколько?
– Три. Пайпер хочет завтра же поехать в Хэмптон, чтобы все узнать.
Линк указал на него пальцем:
– Сообщи, как только появится информация. Джейгер кивнул. Плохо, что он так и не смог дозвониться Пайпер. Он оглядел богато украшенный бальный зал и Аннет, сидящую за соседним столиком.
Он солгал ей. В его жизни был особенный человек, однако он не хотел этого. Ему было бы проще, если бы Пайпер не стала так важна ему. Он не смог дозвониться до нее, и чувство дискомфорта, которое он теперь испытывал, доказало это.
Конечно, он может отрицать чувства, пока рак на горе не свиснет, но в чем смысл? Это не изменит того факта, что впервые после Андреа он испытывает чувства к женщине. И чувства эти становились все сильнее.
Ради бога, он знает ее всего неделю!
Но Пайпер стала источником его счастья. Когда Джейгер предавался мечтам, то видел себя в ее доме, рядом стояла радионяня. Он прислушивался к случайным всхлипам Тайлера, поднимая взгляд на монитор, – не начал ли малыш плакать? Он хотел растянуться на диване и смотреть игру с пивом в руке, а голову положить ей на бедро, пока она читает одну из своих книг об искусстве. Он слушал ее статьи о кубизме и Пикассо и мечтал отвезти ее в Европу, чтобы она смогла прикоснуться к искусству другого континента.
Их ждали горячие круассаны в Париже. Горячий чай в Диснейленде и Тайлер, сидящий у них на коленях. Сказки на ночь. Он мог рассказать Тайлеру историю мира.
Пайпер непременно должна быть рядом с ним, здесь ее место. Пусть будут прокляты ее секреты, эти дурацкие камни и пресса. Она просто должна быть рядом.
Джейгер почувствовал руку на плече и поднял глаза. Он улыбнулся своему другу и конкуренту Джеймсу Моро и пожал ему руку.
– Прости, я пропустил игру в покер, – сказал Джеймс Беккету, поприветствовав всех братьев и поцеловав Сейдж в щеку.
– Я все понял. Вы просто струсили. Оно и понятно, – поддразнил его Беккет.
– Будь по-вашему, – ответил Джеймс.
– Я слышал, ты подал иск насчет имений Майкла Шаттла, чтобы вернуть его долги, – сказал Линк, когда Джеймс занял пустующий стул.
– Шаттл купил много камней у нас за эти годы. Никогда бы не подумал, что этот проклятый чек – пустышка, – пробормотал Джеймс.
