Фёдор Кузьмич вытер грязные руки о подол длинной холщовой рубахи и, поглаживая девочку по голове, ответил:
— Обучу, милая. Обязательно обучу. Без ягод и грибов. Просто от чистого сердца. Ты же ко мне по зову души пришла.
— Скажите, дедушка, а почему вы никогда не ходите к исповеди и причастию? — как-то после урока спросила у него ученица. — Отец Поликарп за это на вас сильно обижается. А попадья вообще называет вас безбожником.
Этот наивный детский вопрос застал Фёдора Кузьмича врасплох. Он не сразу на него ответил:
— Я верю в Бога сильнее многих ваших прихожан. Но есть в моей жизни такая тайна, какую я не могу доверить даже священнику. Бог всегда в моей душе. Я делюсь с ним своими помыслами напрямую. Хуже тем несчастным, которые, не имея веры в душе, притворяются верующими. Они забывают, что Господь, великий сердцевед, знает не только наши помыслы, но даже наперёд, что ещё будем думать.
И добавил:
— А к причастию я не хожу, потому что уже отпет.
— Это как же? — удивилась Сашенька. — Вы же живой!
Фёдор Кузьмич улыбнулся, погладил её по голове и сказал фразу, видно, из какой-то очень умной книги:
— И так бывает. А духовник у меня есть. Пусть ваш настоятель не переживает.
Однако отец Поликарп объяснениям девочки не поверил и написал жалобу в епархию. А вскоре сильно заболел и слёг в постель. Из Ачинска вызвали доктора. Тот осмотрел больного и сказал, что тот безнадёжен. И тогда по совету односельчан попадья, забыв все свои дурные отзывы о Фёдоре Кузьмиче, направилась к нему со слезами о помощи.
Старец пришёл к умирающему. Сел подле него и просидел так в полном молчании около часа. А потом сказал:
— Нельзя судить о человеке, не зная его самого. Нельзя выносить скоропалительные приговоры. Всё, что вы делаете и думаете, когда-нибудь вернётся к вам. Я на вас зла не держу и вам не советую того делать, если хотите поправиться.
Уже к вечеру священнику стало легче, и вскоре он встал на ноги.
А через неделю произошло настоящее чудо. В Красную Речку из Красноярска по жалобе отца Поликарпа неожиданно приехал сам архиепископ. Его коляска подкатила к избушке самого еретика. Вся деревня сбежалась посмотреть на такую невидаль. В толпе был и выздоровевший отец Поликарп.
Фёдор Кузьмич встретил владыку, как доброго старого знакомого. Они обнялись и расцеловались.
А потом пошли прогуляться в рощу и о чём-то долго беседовали.
Больше в селе никто дурно о старце не отзывался.
Сашенька стала любимицей старца. Целые дни она проводила у него. Убиралась в домишке, сопровождала в прогулках. А летом иногда даже оставалась на ночлег, ложась спать в телеге с сеном, стоявшей во дворе.
Как много знал Фёдор Кузьмич! Он мог часами рассказывать ей о святых местах и монастырях, о войне с Наполеоном и даже о далёких странах. Сашенька слушала его рассказы как зачарованная. Она, живущая в своём маленьком мирке — глухом таёжном селе, привыкшая к тяжёлому крестьянскому труду, воскресным службам в бедной церквушке и общению с малообразованными людьми — из рассказов старца неожиданно открыла для себя, что мир не заканчивается за околицей, Ачинском и даже Томском. Что есть ещё и другие города, красивые и большие; иные страны, где люди говорят на других языках. В тех городах есть огромные храмы с золотыми куполами, а богатство лавр поражает всякого богомольца.
Как-то вечером по дороге с винокурни проезжали на лошадях хмельные казачки. У сторожки они остановились, чтобы спросить, как лучше проехать в Красную Речку. Сашенька им подробно объяснила дорогу. А дедушка задремал на лавочке, но вдруг встрепенулся, вскочил на ноги и заплакал. Такое впечатление на него произвели слова незатейливой старинной солдатской песни ещё времён войны с Наполеоном, которую затянули казаки перед отъездом:
«Ехал, ехал русский царь,
Православный государь…»
— Братцы! — взмолился старец. — Христом Богом заклинаю, пожалуйста, не пойте при мне этой песни.
При этих словах Фёдор Кузьмич разрыдался. Казачки вскочили на лошадей и ускакали прочь. А Сашенька отвела расстроенного дедушку в сторожку и уложила на лавку.
Шли годы. Сашенька взрослела и превратилась в статную девицу. И вот однажды она пришла к старцу очень грустная.