Но это сулило замечательные перспективы! Значит, на новгородских улицах, а может быть, и во дворах найдутся еще сотни и тысячи изорванных в клочья или — почему бы и нет? — только скомканных писем и записей новгородцев, выброшенных ими, как мусор, и потом затоптанных в грязь! И как же хорошо, что здешняя почва так сыра: если в ней не пострадали лыковая обмотка водоотводных труб и поплавки, то, конечно, ничего не могло сделаться и этим грамотам! Ведь текст на них был не чернилами написан, а процарапан. Правда, сначала было неясно: чем? Металлические острия рвали бы бересту, деревянные часто ломались бы сами. Оставалось предположить, что в конце концов отыщется какой-нибудь костяной инструмент для записи. И верно: через несколько дней появился перед глазами археологов и он. Если бы этот предмет попался прежде, наверно, долго пришлось бы гадать: что за шило, зачем его употребляли? Теперь же его назначение было понятно: тонкий изящный стерженек с ушком вверху, сквозь которое продергивали тесемку, чтобы подвешивать его к поясу. (На раскопках смеялись: выходит, у зажима нашей «вечной» ручки, позволяющего прикреплять ее к карману, сыскались далекие предки!)
После того как нашли первую грамоту, оказавшуюся обрывком памятной записки какого-то Фомы или его управляющего с перечнем феодальных повинностей, взимавшихся Фомой с ряда сел, на другой же день отыскали вторую, составленную, видимо, ростовщиком, — тоже черновую запись должников и суммы их долга. На третий день нашли третью грамоту, — они словно соблюдали очередь. Когда прочли третью, ликование достигло предела: наконец-то первое частное русское письмо XIV века стало известным науке!
От него остались три строчки: «Поклонъ от Грикши къ Есифу. Приславъ Онанья мол… (Пропуск.) Язъ ему отвечалъ: не рекалъ ми Есифъ варити перевары ни на кого. Онъ прислалъ к Федось: вари ты пивъ, седишь на безатьщине, не варишь жито».
Смысл этих кратких строк был понятен и живо рисовал будничный эпизод общественных отношений своего времени. Верный Грикша сообщал своему господину Есифу, что только что отразил домогательства некоего Онаньи, — вероятно, другого феодала. Так как это был феодал чужой, то власти его над собой Грикша не признавал, и, когда Онанья потребовал, чтобы Грикша потрудился и на него — сварил ему пиво, — Грикша наотрез отказался. А в качестве наиболее убедительного, на его взгляд, довода сослался на запрещение Есифа, о чем и спешит почтительно уведомить последнего.
Есиф, надо думать, принял к сведению известие Грикши о поползновениях Онаньи, — поползновениях, в общем, довольно обычных: почему бы и не нажать на Грикшу, если его господин в это время далеко? А если ничего не вышло с Грикшей, — на Федосью: может, баба окажется побоязливей? Тем более что она «седит на безатьщине», то есть пользуется каким-то выморочным имением, должно быть предоставленным ей Онаньей.
Дело было обычное. Есиф, прочтя письмо Грикши, хранить его не стал, а порвал и выбросил.
Но благодаря этому историки наконец познакомились с живой разговорной речью древних новгородцев, со стилем их частной переписки.
А грамоты продолжали отыскиваться одна за другой. К сожалению, не все оказалось так просто расшифровать, как первые три. Дело было не только в сохранности бересты и текста на ней. Древнейшая из найденных в то лето грамот — письмо «От Гостяты к Васильви», относившееся к XI веку, — была как раз грамотой, наилучше сохранившейся и самой четкой по начертанию букв. И все же именно ее истолкование вызвало наибольшие разногласия.
Автор, жалуясь в ней на главу своей семьи, просит адресата: «Доеди, добре сътворя», иными словами: «Приезжай, будь добр!» Это призыв: «Выручи!»
Чем была вызвана такая просьба, кто обратился с нею, что за конфликт произошел в семье автора грамоты?
Общие контуры конфликта, правда, ясны из письма: Гостята жалуется на то, что глава семьи отнял имущество Гостяты и, женившись, выгнал Гостяту из дома. Письмо заканчивается так: «избивъроукыпустилъжемяаиноуюпоялъдоедидобресътворя».
Я нарочно привожу текст именно в таком виде, каков он в оригинале. Дело в том, что в древнерусском письме не прибегали ни к разбивке на слова, ни к знакам препинания: все писалось подряд. А когда одна за другой идут буквы, дающие возможность составить порой разные словосочетания, то становится трудненько правильно понять такой текст.
